Волк с Уолл-стрит
Шрифт:
Все уставились на него. Да уж, зрелище было недурное. Пусть рост у меня небольшой, но в этом отношении Создатель был ко мне весьма щедр.
— Неплохо, а? — сказал я друзьям-врачам, схватив свой пенис и пару раз дернув. Потом с довольно забавным звуком шлепнул им о живот.
После четвертого «шлеп» все начали смеяться. Это был редкий для «Тэлбот Марш» момент легкомысленного веселья, мужские шуточки, момент дружбы между собратьями-марсианами, момент, когда обычные социальные условности можно отбросить, совершенно плюнуть на гомофобию,
Назавтра, сразу после обеда, я сидел на сокрушительно скучном сеансе групповой терапии. Мой лечащий врач позвала меня поговорить.
Счастью моему не было предела… но едва мы уселись в ее маленьком кабинете, как она склонила голову набок под очень подозрительным углом и тоном Великого инквизитора спросила:
— Ну, так как у вас дела, Джордан?
Я пожал плечами.
— Нормально… вроде бы.
Она осторожно улыбнулась и продолжила:
— Мучает какая-нибудь тяга?
— Нет, совсем нет, — ответил я. — Можно сказать, по шкале от одного до десяти моя тяга к наркотикам равна нулю. Или даже меньше.
— О, это очень хорошо, Джордан. Очень-очень хорошо.
Что за черт? Я чего-то не знаю?
— Э-э-э, я что-то не догоняю. Вам кто-то сказал, что я постоянно думаю о наркотиках?
— Нет-нет, — сказала врачиха, качая головой. — Речь совсем не об этом. Я просто хотела узнать, не мучают ли вас в последнее время еще какие-то желания, не считая тяги к наркотикам?
Я поискал в своей оперативной памяти какие-нибудь особо сильные желания, но не нашел ничего, кроме очевидного желания удрать из этого места, вернуться домой и трахать Герцогиню до потери сознания целый месяц без передышки.
— Нет, никаких желаний. В смысле, я скучаю по своей жене и все такое, и я очень хотел бы быть дома, рядом с ней, но больше вроде бы ничего.
Врачиха поджала губы и медленно кивнула.
— Может, появилась тяга к эксгибиционизму?
— Что? — изумился я. — Что это такое вы говорите? Что я по-вашему — извращенец какой?
— Понимаете, — сказала врач, — я сегодня получила целых три письменных жалобы от трех разных пациентов. И во всех написано, вы обнажились в их присутствии… стянули с себя шорты и начали мастурбировать у них на глазах.
— Это полный бред, — вскричал я. — Черт подери, я вовсе не дрочил при них! Просто подергал за член пару раз и шлепнул им о живот, чтобы услышать звук. Вот и все. Что тут такого особенного? Там, откуда я родом, мужчина, увидев член другого мужчины, не бежит жаловаться мамочке, — я покачал головой. — Я же просто дурачился. С того самого дня, как я очутился здесь, у меня все время стоит. Наверное, мой член наконец просыпается от наркотической комы. Но раз это всех так беспокоит, я буду держать змея в клетке. Подумаешь…
Она кивнула.
— Вы должны понять, что травмировали других пациентов. Их реабилитация сейчас висит на волоске, и любое внезапное потрясение может бросить их обратно в объятия наркотиков.
— Как
Она пожала плечами.
— Трудно сказать.
— Ну так я сам вам скажу — никого я не травмировал. Это была мужская шутка в мужской компании, вот и все. Единственная причина, по которой они меня сдали, — это желание продемонстрировать, что они излечились, или реабилитировались, или как вы там это называете. Они же пойдут на что угодно, чтобы вернуть свои гребаные лицензии, так ведь?
Доктор кивнула.
— Само собой.
— Ах, так вы в курсе?
— Да, конечно, я в курсе. И тот факт, что они все на вас донесли, заставляет меня всерьез усомниться в том, что их собственная реабилитация продвигается успешно. — Она улыбнулась, словно желая сказать: «Ничего страшного». — В любом случае, это не отменяет того факта, что ваше собственное поведение было неуместным.
— Ладно, — пробормотал я. — Больше не повторится.
— Вот и хорошо, — сказала врач, протягивая мне лист бумаги с каким-то текстом. — Подпишите, пожалуйста, вот этот бихевиоральный контракт. Там написано лишь, что вы обязуетесь больше не обнажаться на публике. — И она протянула мне ручку.
— Да вы смеетесь!
Доктор отрицательно покачала головой. Читая контракт, я просто хохотал. В нем было всего несколько строк, и в них слово в слово говорилось то, что она мне уже сказала. Я пожал плечами и подписал бумагу, а потом поднялся со стула и направился к двери.
— И это все? — бросил я по дороге. — Дело закрыто?
— Да, закрыто.
Но я вернулся на сеанс терапии со странным чувством, что это еще не конец. Уж очень странный народец эти ваши тэлботские марсиане.
На следующий день снова было групповое собрание. Все сто пять марсиан и десяток сотрудников центра снова расселись в огромный круг в большом зале. Отчетливо ощущалось лишь отсутствие Дага Тэлбота.
Что ж, я закрыл глаза и подготовился к занудной говорильне. Через десять-пятнадцать минут, уже почти уснув, я вдруг услышал свое имя:
— …Джордан Белфорт, которого многие из вас знают…
Я поднял голову. На трибуне была моя докторша, и она говорила обо мне. «Какого черта?» — удивился я.
— Итак, вместо того чтобы слушать приглашенного оратора, — продолжала она, — мне кажется, будет продуктивней, если Джордан сам поделится с группой тем, что произошло. — Она сделала паузу и посмотрела в мою сторону. — Будьте добры, расскажите нам, Джордан!
Окинув взглядом зал, я обнаружил, что все марсиане пялятся на меня — в том числе и красотка-блондинка, местная Ширли Темпл в ореоле своих чудесных светлых кудрей. Мне по-прежнему было непонятно, что именно врачиха хотела от меня услышать, хотя у меня и закралось подозрение, что это как-то связано с моими «сексуальными извращениями».