Волк среди теней
Шрифт:
Кейд умолк и утер пот с лица. Он закончил речь, которую с таким тщанием репетировал, но чувствовал, что люди ждут еще чего-то и понял, что еще что-то осталось недосказанным. Вскинув руки к небу, он воскликнул:
— Помолимся!
Все до единого упали на колени, и Кейд судорожно сглотнул.
— Нынче мы прощаемся с нашим братом Себастьяном и молим Всемогущего Господа принять его в дом свой навеки. И мы молим, чтобы, когда вскоре для нас настанут черные дни, память о мужестве Себастьяна возвышала сердца каждого мужчины, каждой женщины среди нас. Когда страх возникнет в ночи, думайте о Себастьяне. Когда
Трое мужчин подняли тело Себастьяна на одеяле и бережно опустили в могилу, накрыв его лицо полотенцем. Кейд смотрел в могилу и боролся со слезами, которые не мог понять. Гамбион схватил его за плечо и улыбнулся.
— Куда теперь, Даниил?
— Никуда.
— Не понимаю…
— Враги приближаются к нам. Тьмы и тьмы.
9
Раздражение Шэнноу росло вместе с болью в ногах. Как большинство конников, он терпеть не мог пешего хождения, а сапоги по колено с толстыми тяжелыми каблуками превращали его путь в кошмар. К концу первого дня правая ступня была вся в пузырях и кровоточила. К концу третьего дня ему казалось, что оба сапога набиты осколками стекла.
Он шел на северо-запад, направляясь к горам, где надеялся найти Бетика и Арчера. Его мучил голод, а горстки ягод и съедобных корешков, которые ему удавалось собрать, только больше его раздразнивали. Хотя он перекладывал седельные сумки с плеча на плечо, ремень натер кожу на шее до крови.
С каждым часом его настроение становилось все угрюмее, однако он продолжал упрямо идти вперед. Порой он замечал пасущиеся на зеленых холмах табуны диких лошадей, но даже не смотрел в их сторону. Без веревки попытка поймать какую-нибудь была заранее обречена на неудачу.
Поверхность открытой и безлюдной равнины была вся в морщинах и складках, точно небрежно брошенное одеяло. Перед ним внезапно открывались овражки, чаще с почти отвесными склонами, так что он должен был брести в обход — порой мили и мили — прежде, чем ему удавалось перебраться на другую сторону.
На третий день за час до сумерек Шэнноу наткнулся на следы подкованных лошадей. Он огляделся по сторонам, а потом опустился на одно колено, чтобы осмотреть следы поближе и получше. Края впадинок растрескались, кое-где осыпались, а их дно было испещрено бороздками, оставленными жуками. Лошади проходили здесь несколько дней назад, решил он. И продолжал рассматривать все отпечатки, пока окончательно не убедился, что лошадей было семь. Это его немного успокоило. Он страшился, что их окажется шесть — что зелоты вновь его преследуют.
Он продолжал идти, а потом устроился на ночлег, укрывшись от ветра в сухой лощине. Спал он беспокойно и отправился дальше, едва рассвело. К полудню он добрался до предгорий и в поисках прохода был вынужден направиться на северо-восток.
Вскоре ему пришлось опять повернуть в сторону равнин, и тут его нагнали три всадника — молодые люди в домотканой одежде и без пистолетов, насколько он мог судить.
— Лошадь
— Да. А далеко до вашего селения?
— Пешком? Часа два будет.
— Чужаков там встречают добром?
— Иногда.
— А как называется этот край?
— Замок-на-Руднике. Увидишь, когда дойдешь. А это что, пистолет?
— Да, — ответил Шэнноу, уже заметив, как они впились глазами в его оружие.
— Припрячьте получше. Риддер запретил пистолеты в Замке-на-Руднике, кроме тех, которые держит для своих стражников.
— Спасибо за предупреждение. Он здешний вожак?
— Да. Он владелец рудника и первым поселился на развалинах. Неплохой человек, да только так давно всем заправляет, что вообразил себя королем или бароном — как они там назывались в стародавние дни?
— Постараюсь держаться от него подальше.
— Тогда вам очень повезет. Монеты у вас есть?
— Немножко, — ответил Шэнноу осторожно.
— Отлично. Тоже напоказ их не выставляйте, но три серебряные держите наготове для осмотра.
— Осмотра?
— Риддер ввел закон против чужаков. Всякий, у кого меньше трех монет, считается бродягой и подлежит привлечению к обязательному труду, то есть десяти дням работы на руднике. Но на круг выходит больше шести месяцев — то одно нарушение добавят, то другое.
— Думаю, я понял, — сказал Шэнноу. — Вы всегда так щедры на советы чужакам?
— По большей части. Звать меня Баркетт, и у меня к северу отсюда маленькое хозяйство, мясной скот развожу. Если ищете работу, вы мне подойдете.
— Благодарю вас, но нет.
— Удачи вам.
— И вам, мистер Баркетт.
— Видать, вы с юга. А у нас тут говорят «менхир Баркетт».
— Запомню.
Шэнноу проводил их взглядом и немного расслабился. Положив сумку на камень, он снял кобуры и припрятал их под Библией. Затем достал мешочек с обменными монетами, накинул ремешок на шею и повернул так, что мешочек оказался между лопатками. Он снова посмотрел туда, где скрылись Баркетт и два его спутника, еще кое-что переложил и пошел дальше, засунув руки глубоко в карманы.
Стук копыт заставил его снова обернуться. Баркетт возвращался. Один.
Шэнноу остановился. Баркетт подъехал к нему с улыбкой.
— Раз пистолеты ты спрятал, остается еще кое-что, — сказал он, поднимая руку с черным однозарядным пистолетиком. — Я избавлю тебя от разменной монеты.
— Вы считаете это разумным? — спросил Шэнноу.
— Разумным? В Замке-на-Руднике их же у тебя все равно отберут. А ты скоренько заработаешь столько же в риддеровском руднике — ну, через годик… или три.
— Я предпочел бы, чтобы вы передумали, — сказал Шэнноу. — Я предпочел бы, чтобы вы спрятали пистолет и уехали. Я не думаю, что вы плохой человек. Просто немного жадный. И вы заслуживаете того, чтобы остаться жить.
— Неужели? — Баркетт ухмыльнулся. — И почему бы это?
— Потому что вы, и это очевидно, хотите только ограбить меня, не то разделались бы со мной без лишних слов.
— Верно. Так что давай деньги и покончим с этим.
— А ваши друзья знают о вашем намерении?
— Я вернулся не для того, чтобы разводить с тобой тары-бары, — ответил Баркетт, взводя курок своего кремневого пистолета. — Ну-ка, дай мне седельную сумку.