Волк в бабушкиной одежке.
Шрифт:
Надеваю чистую рубашку, которая, по счастью, нашлась в соседней комнате, и помогаю моим бой-скаутам, в то время как аппарат садится на газон. Деликатная операция из-за колючей ежевики, потому что, как заметил Берю, «вегетативные здесь раскошественные».
Каждый из нас хватает по телу за копыта и тянет их в подвал. Берю успевает сделать две ходки. Закапываем тела в кучу угля, и, из предосторожности, я еще запираю дверь на ключ.
Слышен зов сверху.
— Вляпались! — шепчет Берю. — Мертвяками занялись, а не
Я оглядываюсь: зажаты! Грязные и бородатые морды спутников подсказывают мне идею.
— Вперед! — подбадриваю я их.
И толкаю в погреб, где мы были узниками.
— Что ты собираешься делать? — беспокоится Толстый.
— С этого момента заткнитесь! Ложитесь сюда!
Они повинуются. Уже слышны шаги на лестнице, ведущей в подвал. Я быстро одеваю соратникам цепи. Клик-клак! Видели бы вы их морды — со смеху бы померли!
Слышу приближающиеся шаги. Тут я начинаю пинать Берю, по крайней мере делаю вид.
Кто-то что-то произносит по-немецки!
Поворачиваюсь и обозреваю две персоны: мужчину и женщину. Мужчине под пятьдесят, брюнет, очень загорелый, в светлом плаще. У него острый нос и острый взгляд. Женщина высокая, тонкая, яркая брюнетка. Матовая кожа, бледные глаза. На подбородке — маленький шрам формы кофейного зерна, а на шее — странное золотое украшение в виде сжатой кисти, в пальцах которой — рубин изрядного размера. Судя по точному описанию коридорного из «Дуная и кальвадоса», именно эта красотка приходила в отель.
Смотрю на них удивленно. И улыбаюсь.
— Совсем не слышал, как вы вошли! — мурлыкаю я.
— Кто вы? — спрашивает киска.
Что-то подсказывает мне, что иметь дело с ней будет неудобно. Надо играть аккуратно. Во время бритья я изучил фафки блондинчика. Мне известно его имя, возраст и качества (лучшее из которых — быть в данный момент покойником!).
— Друг Эрика, — объясняю я самым естественным голосом. — Я сделал все необходимое для доставки сюда этих типов!
Она переводит спутнику. Тот кивает головой. Девица спрашивает, выгнув брови.
— Где же остальные?
Я пожимаю плечами:
— Остальные друзья или остальные узники? Мне бы хотелось предупредить вас сразу: первые преследуют вторых…
— Объяснитесь!
— Накладочка вышла. Эрик хотел допросить комиссара Сан-Антонио, потому что думал, что Фуасса признался ему… Не знаю, что случилось, но этот чертов сыщик выкинул трюк на свой манер… Думаю, что он сумел схватить автомат Рудольфа. Он освободил Фуасса и увел его… Сейчас они скачут где-то на природе…
— А эти? — требует она.
— Два инспектора, которые сопровождали Сан-Антонио. Этот грязный толстяк так гнусно огрызается, что вынуждает терять контроль за нервами…
И я отвешиваю добрый пендель по портрету Берю.
— Грязный трус! — рычит вышепоименованный. — Только отстегни браслеты
Я пожимаю плечами, и мы покидаем погреб. Молчание прибывших заботит меня, как уход по-английски. Похоже на молчание смерти. Держат ли их уши мою лапшу? Возможно ли, что Эрик устремился наружу, не предупредив их? Я произвожу гипотезы в таком же темпе, как военный завод производит пулеметы в военное время.
Наверху девица показывает на пол салона.
— Кровь-то везде…
— Фуасса, — отвечаю я, подмигивая. — Вы не поверите, насколько старый краб упрям. Поскольку я француз, Эрик возложил допрос на меня, но сеанс сорвался.
— Он ничего не сказал?
— Ничего! Настоящая рыба… Надеюсь, они его сцапают!
Подхожу к двери и будто прислушиваюсь. Вертолет перед домом замер. Пилот ковыряется в двигателе.
— Ничего не слышно, — вздыхаю я…
— Есть ли новости от хозяина? — спрашивает красотка (ибо она красотка, чтоб мне провалиться).
— Кажется, есть, — отвечаю я. — Эрик был на связи.
Ее вопрос льет бальзам мне на душу, так как указывает, что она мне верит.
— Ну что ж! Дождемся остальных, — решает она. Она садится и вынимает сигарету. Я тороплюсь схватить коробок со стола и поднести ей огонька. Она выпускает голубоватое облако и рассматривает меня сквозь него. Мне кажется, что я не так уж ей не нравлюсь.
— Вы в курсе дела? — спрашивает она, пока человек в плаще пошел поговорить с пилотом.
— Практически нет, вы же знаете Эрика? Он не очень-то разговорчив.
Это разновидность умозаключения, поддерживающая недосказанную ложь, если вы понимаете, что я хочу сказать? Она улыбается и качает головой.
— Он мне даже не сказал, что вы такая красавица, — замечаю я. — Иначе я бы надел выходной костюм для нашей встречи.
Тут, ребята, я получаю взгляд 389-бис из тех, которые заставляют сжиматься сердце и кое-что трепетать.
Она встает и, не говоря ни слова, идет к вертолету. Я вижу, как она ведет переговоры с мужиком в белом плаще. Это больше похоже на военный совет, чем на конгресс синдиката клоунов-иллюзионистов. Сомнения охватывают меня. Бросаю взгляд на оружие. Оно лежит тут, на столе, доказывая, что в общем-то пока мне доверяют.
Я говорю себе: «А что, Сан-А, если ты схватишь большой шприц? Сунешь его под нос дамам-господам. Заставишь пилота пилотировать прямо в Париж на Сене (Франция) и в Большой Дом, заполненный моими, твоими и нашими и проведешь тщательный допрос этой красотки». Но, по правде говоря, проект этот — большой мыльный пузырь. Кокоптер не может переместить более четырех человек, и нет уверенности, что затея удастся.
Девица возвращается. С удивлением я вижу, что человек в плаще залезает в муху-цокотуху вместе с пилотом. Лопасти винта начинают рассекать воздух…