Волки Дикого поля

Дивно дивен, вельми щедр, наполнен суровой красотой и глубокими таинствами благословенный Рязанский край! Его бесконечные, густые, непроходимые леса, его величественные шеломообразные холмы и топкие болота исполнены бесчисленными преданиями

древних лет.

Сказочно богат он целебными источниками, многоводными озёрами, широкими и глубокими реками, драгоценными недрами.

Овеяна легендами и многократно полита кровью каждая пядь рязанской земли, потому что на плодовитость и богатство её издревле зарились захватчики, а благостное сияние берёзовых рязанских лесов неоднократно заслоняли рысьи шапки кочевников. Ибо рязанцы пахали и сеяли, а степняки разбойничали и грабили.

Коловрат жил с матушкой-вдовой в небольшой рязанской веси-деревушке Фролово, что в пяти верстах от Неринского городка (ныне город Шилово Рязанской области). Отца своего не помнил, но точно знал, что был он храбрым княжеским дружинником именем Гаврила и погиб в злой сече с волжскими булгарами.

Матушка Меланья ведала целебные травы и коренья. В избе всегда пахло чистотелом, мятой, рябинкой, подорожником, другими травами, пучками висевшими под потолочными балками.

Коловрат с детства знал, какие травы исцеляют от каких недугов. К примеру, отвар из корней и корневищ синюхи голубой – хорошее успокаивающее средство, в том числе при кашле; появляющиеся к осени на листьях дуба шаровидные тёмные «орешки» можно применять в виде отвара для примочек, которые хорошо помогают при ожогах и обморожениях.

Средств было великое множество, затаились они в полях и лесах. Надо только знать, где какое, протянуть руку и взять.

Рос-то он смышлёным, вдумчивым с малых лет, но частенько оставался одинок, поскольку водиться с ним было мало охотников. Коловрат этим не шибко впечатлялся, бродил по лесам, собирая травы, гонял скот на выпас. А ещё любил сидеть на крутом берегу небольшой речушки именем Пра, чуть ниже её впадения в Оку и глядеть на отражение облаков в воде, любил находить похожие на людей, коней, коров, тем и забавлялся.

В сельце Фролово, не в пример другим хилым деревушкам, была и церковь небольшая, но зато с колоколенкой. Хоть это и был всего лишь подвешенный к берёзовым плахам колокол малого размера, но фроловцы всё равно были несказанно рады его незвонкому голосу и по воскресеньям прилежно ходили молиться. Коловрат с матушкой тоже желали душевного отдохновения, которое дарило пребывание в церквушке: запах ладана, суровые, но добрые лики святых на разноцветных иконах.

Отец Пимен скороговоркой произносил слова о неземном блаженстве на том свете для тех, кто его выстрадал на этом, так утешая убогую паству, но, когда раздавал благословения прихожанам, неизменно вопрошал вдову об одном и том же строгим голосом:

– Сын твой крещён именем Никифор.

Он многозначительно поднимал указательный палец, словно тыча им в небесный свод.

– Имя

святое… – говорил при этом. – Пошто кличешь Коловратом? Коловрат – языческое словцо, означает коловращение, беспрестанное верчение… Язычники, ведуны! – в сердцах восклицал. – Наложу епитимью, станете ведать, как Господа нашего страшиться!

– А и наложи, батюшка, – смиренно отвечала Меланья. – Авось присмиреет сынок-то, а то ведь никак не желает откликаться на Никифора. Не ведаю я, батюшка, откуда взялось это слово «Коловрат». Родитель его звался Гаврилой и никаких «коловратов» не ведал…

– Ан взялось откуда-то! – пыхтел отец Пимен. – Не с небес же пало имечко-то, не от Бога, а от лукавого! Не оттого ли нравится оно ему, прозвище-то, а?

– Да упаси Господи, батюшка! – непритворно пугалась Меланья такому обороту. – Хоть ты и служитель Спасителя нашего, а слов таких я терпеть от тебя не стану! Окстись! Сын мой – это мой сын… И вскорости получит он имечко, которое придётся ему по сердцу.

– Именем Господа нашего ему уже дано имя! – сердился батюшка. – Идолопоклонники! – незлобиво ругался вослед тихой вдове и её сыну, зная, что они смиренны и кротки.

Жили обыкновенно.

Случалось, голодали.

Как-то поздним вечером в их ветхую избушку кто-то негромко постучался, шумно кашляя при том.

– Мир вам, добрые люди! – послышался надтреснутый голос.

Меланья открыла дверь и окликнула пришедшего.

– Спаси тебя Господи, странный человек! Мы-то гостям рады, только потчевать тебя нечем… Ступай в другие избы, они будут побогаче.

– Господь не оставит своей милостью, – отвечал странник, входя в избу и крестясь на закопчённую икону Николая Чудотворца, у которой тлела лучина. – Не оставит, истинно вам говорю, и вместо лучины зажжёт свечу из чистого воска.

Увидев Коловрата, изумился:

– Господь Вседержитель! Какие ясные очи! И в полутьме сияют. В них, как в чистом озере, можно всю судьбу отрока прочесть.

– Судьбы наши в руках Господа, – настороженно отвечала матушка. – Он их ведает до самого нашего тихого креста…

– Ин добре, – не стал противоречить ей странник. – Не пужайтесь меня, люди добрые, я из благословенных Печор киевских, имя мне Варлаам. Несу свет веры Христовой на мордовские украины – эрзю северную и мокшу южную.

– Трудна стезя тебе досталась.

– А я и сам её выбрал. Стезя трудна, – согласился Варлаам, – да дело Божье. Давно иду, шибко устал. Не подадите ли водицы испить?

Коловрат метнулся до колодца, принёс воды в берестяном ковше.

Странник пил, тяжело дыша, как измученная лошадь.

Тыльной стороной ладони утёр усы и бородищу, поблагодарил.

– Ложись на лавке, – сказала Меланья. – А потчевать тебя нечем, уж не взыщи бедных людей… Хотя погодь, – всполошилась она, – кус хлеба припрятан для сына, ежели уж вовсе оголодает.