Волки и волчицы
Шрифт:
Кирсанов пристально смотрел на своё отражение. Он видел поры на коже, застывшие на шее капельки пота, крупную щетину, крохотный розовый прыщик на подбородке. В этом прыщике что-то зрело, шла неведомая Алексею жизнь, кишели какие-то микробы, пожирая здоровые клетки организма.
Внезапно Кирсанов почувствовал тошноту и отпрянул от зеркала. Ему почудилось, что он всем телом вдруг ощутил неподконтрольную ему жизнь бактерий в прыщике. Эта жизнь предстала перед его взором вполне зримо, ясно, наглядно. Он услышал
Алексей попятился и почти рухнул на кровать.
— Так можно спятить! — громко выдохнул он.
Его слова тяжело ударились о потолок, и Кирсанов увидел, что звук его голоса приобрёл геометрическую форму. Голос округлился, вздулся тягучим пузырём, мягко растёкся по потолку и смешался с ужасными белыми змеями.
— Прочь! К чёрту!
Снова звук разлетелся по комнате, но теперь рассыпался колючими точками, завибрировал мелкими песчинками и густой пыльной завесой затянул сознание.
Кирсанов рывком перевернулся и зарылся лицом в простыню.
Всё внезапно смолкло, исчезло.
Что-то легло ему на плечо.
— Лёша?
Он медленно поднялся на локтях и повернул голову. Возле кровати стояла, нагнувшись, Наташа. Она была одета в белую рубашку и джинсы.
— Тебе плохо?
— Мне кажется, что у меня начинаются приступы белой горячки, — тяжело ворочая языком, проговорил он.
— Милый мой, — девушка села возле него и привлекла к себе его взъерошенную голову, — давай-ка ты поедешь со мной. Не нужно тебе оставаться одному. Проводи меня в институт, а затем рванём к Васнецову…
Её голос, как всегда, сразу успокоил Алексея.
— Господи, что же я буду делать без тебя? — он губами нащупал женскую грудь и поцеловал её сквозь рубашку.
— Это ты сейчас кого спрашиваешь? Бога или меня? — серьёзно спросила она.
— Мне кажется, что это одно и то же… Ты — мой Бог. Я без тебя пропаду, Наташка… Я совсем сломался…
— Говорят, что сорок лет для мужчины — критический возраст, — она ухмыльнулась.
— Я только что видел такое…
Он задрожал, вспомнив видение.
— Понимаешь, я только подумал, что вот бы хорошо, например, увидеть… всякое такое… И сразу увидел… И вот испугался… Знаешь, это как если бы захотеть, чтобы перед тобой появилось привидение, а оно вдруг и впрямь появляется.
— Разве ты боишься увидеть что-то необычное? — она заставила Алексея сесть. — Ты же всё время мыслями где-то витаешь. Ты же сам рассказывал мне о других мирах.
— То мыслями, а то наяву… Я видел на самом деле… Эти жирные белые слизняки, эти сопли… И это не что-то такое отдельное,
— Что ты хочешь сказать? — Наташа нахмурилась. — Какие слизняки?
— Я видел мой прыщ, — Кирсанов ткнул себя пальцем в подбородок. — Там такое!.. Я видел его изнутри, в увеличенном виде! Это отвратительно! Но ведь это я! Это мой организм! Как же мы можем не знать и не чувствовать этого? Как мы можем обманываться? Как можем принимать нашу дутую оболочку за действительных нас? Мы же ничего на самом деле не знаем!
— Я не понимаю тебя, — девушка решительно поднялась и отошла от кровати. — Пожалуйста, поднимайся, поедем со мной.
Она протянула руку к блестящей коробке проигрывателя и мягко коснулась одной из кнопок, подсвеченных изнутри неоновым светом. Комната налилась густыми звуками симфонической музыки. Наташа слегка убавила звук и поглядела через плечо на Кирсанова.
— Пожалуйста, Лёша, иди в душ, — сказала она строго. — Нам надо ехать. Прошу тебя…
Когда он вышел из ванной, она спросила:
— Ты в порядке?
— Я в норме, всё окей, — он открыл шкаф и задумался. — Как ты думаешь, можно просто в свитере? Васнецову полтинник исполняется. Пожалуй, надо всё же как-то более официально. Надену костюм.
— Никогда не видела тебя при галстуке, — она не отрывала от него настороженных глаз. — Ты сможешь вести машину?
— Наташка, не беспокойся, со мной всё в полном порядке.
— А что всё-таки было?
— По дороге расскажу. Наверное, поймаем такси, не хочу сегодня за рулём…
По дороге Кирсанов пытался рассказать о том, что он почувствовал, стоя перед зеркалом. Девушка слушала внимательно, но мало что поняла.
— Это была галлюцинация? — уточнила она.
Водитель поглядывал на них иногда в зеркальце. Они сидели на заднем сиденье, девушка положила золотистую голову на плечо мужчине. Кирсанов смотрелся необычайно солидно в тёмно-синем костюме-тройке, на белой крахмальной рубахе сочно выделялся бордовый галстук.
— Какая разница, каким словом называть это, — негромко ответил он. — Если оно остаётся невидимым и неосязаемым для других людей, то не является реальностью для них.
— Я верю, что ты на самом деле видел что-то, — Наташа пожала ему руку.
— Не в том дело, малыш. Ты веришь, но это вовсе не означает, что для тебя в действительности существует то, во что ты веришь. Ты лишь веришь, то есть всего-навсего хочешь, чтобы оно существовало… — он вяло махнул рукой. — А твои слова предназначены для того, чтобы успокоить меня… Да и себя, пожалуй, тоже.
— Лёша, милый, любимый, ты забыл о моём детстве.
— Ты сейчас про что?
— Про мои рассказы, которые я начинала словами: «когда я жила раньше». Помнишь? — она с ожиданием заглянула ему в глаза.