Волки не дремлют
Шрифт:
Оказалось, что Рудский прибыл в Якутск на три дня позже даты, указанной в командировочном предписании, а в Адычан вылетел, наоборот, на три дня раньше. В Якутске Рудский явился к инспектору отдела кадров той организации, куда его направили, показал авиабилет, где стояло число его вылета из Адычана, и упросил поставить на командировочном удостоверении именно эту дату. Он, мол, встретил в пути давнишнего знакомого, ну и, естественно, эти два дня они отмечали встречу. Вагин рекомендовал Турантаеву выяснить, в какой именно день Рудский возвратился в Адычан, поскольку он попросил того же инспектора дату убытия из Якутска не проставлять.
Познакомив Оллонова
— А что тут, собственно, высказываться? Ни с кем он, конечно, в пути не встречался, а за эти два дня слетал в Красноярск и обратно. Да и тут, если копнуть поглубже, я думаю, мы многое выясним...
На очередной примерке платья выяснилось, что, прилетев из Якутска, Рудский три дня пролежал в постели, якобы болел, и только после этого вышел на работу. На командировочном же поставил нужную ему дату.
Вернувшись из командировки, Черенков поспешил к начальнику с докладом. Но когда он вошел в кабинет, Турантаев сразу же остановил его:
— Можешь не докладывать. Знаем, что все подтвердилось. Его тут опознал полковник Щербаков, — он повернулся к высокому, плотно сбитому человеку в штатском. — Это тот самый товарищ из Москвы, которого мы так ждали.
Полковник Щербаков пожал лейтенанту руку, спросил, как самочувствие Павла. Голос у него был мягкий, глуховатый. Говорил Щербаков неторопливо, очень четко отделял каждое слово.
— Павел молодец. Он рвется домой, настаивает, чтоб его выписали.
— Напрасно рвется, — улыбнулся полковник. — Мы его все равно не пустим сюда. Мэнсфилд на свободе — Павлу в городе появляться нельзя. Для Мэнсфилда он погиб. — Щербаков умолк. Задумался. — Да, много невзгод выпало на его долю. Жаль парня. Хотел бы я его повидать...
— Вы, товарищ полковник, говорите так, словно знаете его, — удивился Черенков.
Щербаков подмигнул Черенкову, показав в улыбке ряд золотых зубов:
— А ты, лейтенант, не ошибся. Павла я действительно знаю. Даже очень хорошо. Познакомились, так сказать, при определенных обстоятельствах... — Он обернулся к Турантаеву: — Что ж, Айсен Антонович, дело ясное. Надо брать мерзавца. Тем более, что завтра прилетает Вагин. Ему, наверное, очень интересно будет с ним встретиться.
— А как быть с Рудской?
— Допросим, конечно. Правда, вряд ли она что-нибудь знает. Просто одинокая женщина, выходя замуж, полагала, что с появлением в семье мужчины ей станет легче. Он, кстати, был неплохим мужем и отцом. К ребенку и к ней относился хорошо. Не буянил. Зарплату приносил исправно. А что женщине еще надо? Как-нибудь попробуем объяснить ей ситуацию, успокоим, что к ней претензий не имеем... Что ж, посылайте две группы, Айсен Антонович, к Мэнсфилду на работу и домой. Пусть обыщут все как следует. Этот тип без веских улик не заговорит. А я «добровольцем» в КПЗ. Где она у вас тут находится?
Черенков посмотрел на Щербакова, явно сбитый с толку последней фразой.
Когда Мэнсфилда ввели в кабинет, Вагин вспомнил строки словесного портрета. Да, перед ним стоял именно тот, на кого был объявлен всесоюзный розыск. Даже усы и небольшая бородка не сделали его неузнаваемым. Все эти наблюдения заняли несколько секунд, пока Вагин неторопливо прохаживался по кабинету. «Вот ты каков, старый знакомый», — подумал он, прикидывая, с чего бы начать допрос. Наконец, полковник вернулся к столу, и показав на стул, предложил арестованному сесть.
— Не знаю даже, как вас и называть. Запутаться можно, — Вагин слегка улыбнулся. —
Вагина это не обескуражило. Доказательств уголовной и шпионской деятельности «Рудского» у чекистов было достаточно. Причем, в последнем он невольно помог им сам.
...Дело в том, что задержание Мэнсфилда произошло не совсем так, как намечалось. С тех пор, как его опознал в аэропорту Оллонов, за Мэнсфилдом шло неусыпное наблюдение. В эти дни и был отмечен его подозрительный контакт с неким Егоровым. Они встречались довольно часто, на служебной машине Мэнсфилда выезжали на охоту и рыбалку, иногда вечером заглядывали в ресторан. Желанным гостем Егоров был и в доме Рудских. Правда, они были людьми общительными, имели много знакомых, часто приглашали гостей и сами охотно принимали приглашения. Но Егоров... работал вместе с Иваном Александровичем Орешкиным. В последнее время он стал его основным помощником и, естественно, имел доступ к важным документам.
Напрашивался вывод, что убрав Марченко и Павла, Мэнсфилд нащупывал новый путь к Орешкину и к секретным работам экспедиции.
Материалы, собранные на Егорова, были несколько противоречивы. Молодой, способный специалист, он работал увлеченно и творчески. Руководство экспедиции характеризовало его как перспективного ученого. Правда, была замечена его излишняя любовь к хорошим коньякам, что вполне мог использовать Мэнсфилд. Был у шпиона и козырь покрупнее. В 1923 году отец Егорова, мобилизованный местными тойонами в одну из банд белобандитов, был убит в бою с отрядом Строда. Но это обстоятельство козырем мог считать, по мнению Вагина и Турантаева, только Мэнсфилд, не знающий да и не способный понять реальной жизни республики. Так что, скорее всего он должен был споткнуться на Егорове, советском молодом человеке, образованном, отлично понимающем сложную драматическую обстановку времени гражданской войны и горькую судьбу забитых, темных крестьян и батраков, силой и обманом вовлеченных в контрреволюционное движение. Но в таком случае Егоров мог стать очередной жертвой: Мэнсфилд не любил оставлять свидетелей своих неудач, да и друзей тоже не щадил.
Вечером того дня, когда оперативная группа отправилась, чтобы задержать Мэнсфилда, последнего не оказалось ни на работе, ни дома. Не успел Турантаев дать дополнительные распоряжения, как позвонил Черенков, дежуривший у конторы экспедиции. Торопясь и волнуясь, он сообщил, что в переулке за конторой обнаружил служебную машину Мэнсфилда. Фары погашены, в кабине двое. «Что же делать, что же делать?» — волновался Черенков.
— Не суетись. Следи за ними. Сейчас выезжаем к тебе.
Как раз в это время из окна котельной, где был телефон, лейтенант заметил, что кто-то вышел из машины и не торопясь направился к экспедиции. Вот открылась дверь, и в ярко освещенном проеме Черенков сразу узнал Егорова. Он снова позвонил Турантаеву, но тот уже уехал и трубку снял Вагин.