Волкодав

Quintinu

— Вань, это не так… — Теперь уже Курск не находил подходивших к ситуации слов. — Я вовсе не считаю тебя лишним… Я и талисманом назвал в шутку, мне показалось это милым…

— Это обидно, очень обидно. Я чувствую себя ещё более никчёмным, даже ужасным, слыша это слово в свою сторону…

— И я назвал тебя так всего несколько раз… — Вздохнув, Курск подошел к Ване ещё ближе. — Ну, хочешь, я не буду больше? И других попрошу…

— Не надо. — От волнения ладони Орла вспотели, и он не знал, куда их деть. — Я должен знать своё место, чтобы не пытаться прыгать

выше головы…

— Я не хотел…

— Да и это всё равно не решит проблему полностью…

Курск стоял уже рядом с ним, он опёрся спиной на ту же стену, что и Ваня, и оттого последнему было ещё сложнее сказать то, что произнести хотел уже давно. Но решимость его уже превысила страх, а слова срывались с языка сами. Потому что тяжело было держать в себе, потому что надо было кому-то выговориться. Выговориться. Как когда-то самому Курску.

— Есть что-то ещё? — Даже тише, чем в полголоса, спросил севрюк.

— Есть. Белгород. — Ване вдруг захотелось посмотреть на Курска, встретиться с ним взглядом, но он не смог. — Он не кажется тебе странным? Ты не заметил, как он вздрогнул, когда ты спросил про Глинска? И сабля его эта… Как думаешь, он сам убил своего хозяина?.. — Орёл решился выразить ещё одну мучившую его мысль. — Он ведь даже появился из ниоткуда! А вдруг он разведчик и собирается сдать нас врагу? Я, конечно, новичок, но даже я вижу, что не всё здесь чисто!

— Он не такой, поверь мне. Белгород на самом деле очень добрый. И он не предатель. — Твёрдо ответил Курск. — Он на нашей стороне, готов помогать, а тебе просто нужно будет узнать его получше, и всё встанет на свои места. Я уверен, что всему перечисленному есть объяснения. Но ты прав, это всё довольно странно, и я сам потом его спрошу об этом. Сейчас для меня главное, что он жив… — Закончил севрюк поднятую тему.

— Лучше бы он умер. — Страшась собственного голоса, тихо произнёс Орёл следом.

— Ч-что? — Курск был поражён, он явно не ожидал таких слов.

— Ты ведь любишь его, да? — Продолжал говорить Ваня. — Он был твоей первой любовью, я прав? Ничего не говори, я вижу, как у вас всё серьёзно, ты ведь так рад его приезду… Когда-то ты сказал, что он очень похож на меня, и я принял это как похвалу, хотя мне и стало немного обидно… Знаешь… Я понимаю, что не могу требовать от тебя ничего, но мне так больно видеть тебя рядом с ним…

Не сумев справиться с любопытством, Ваня всё же перевёл взгляд на Курска. Тот смотрел на него, будто заворожённый, будто только сейчас севрюк и впрямь осознал то, кем был всё это время в глазах ученика.

Поняв, какую ошибку совершил, Орёл резко отвернулся, смутившись ещё сильнее. Теперь Курск знал всё о его чувствах к нему, а значит всё пропало. Никакого доверия между ними теперь уже быть не могло…

— Вот, значит, в чём дело… — Медленно и как-то неуверенно протянул севрюк. — Да, я люблю Белгорода. Но только по-семейному, ведь он… мой брат. Извини, надо было раньше сказать. Просто мне казалось, что я это тебе говорил, но, видимо, нет… — Как-то совсем тихо добавил он.

До этой фразы Орлу казалось, что все его мучения

уже позади, и он уже полностью открылся учителю, как вдруг один только этот факт перевернул всё с ног на голову. Он болезненно застонал, понимая, что надумал, а, тем более, сказал много лишнего.

«Теперь, — думал он, — уже точно всё потеряно. Как я в глаза-то буду ему смотреть, я ведь пожелал смерти его брату, о котором он так волновался?! Как же я ничтожен…»

В реальность его вернула тёплая рука, коснувшаяся его волос. Не понимая, что происходит, Ваня снова поднял взгляд на Курска. Тот улыбался. По-доброму. Не злился, не упрекал. Так, как улыбалась ему мама полгода назад, отпуская на службу.

— Т-ты что, не сердишься?.. — С трудом проговорил он.

— Нет. — Севрюк всё также улыбался, а затем наклонился поближе к Орлу. — Ты просто запутавшийся подросток, которому надо было помочь. — И после небольшой паузы добавил. — Но, знаешь, если твои чувства не будут мешать делу, то всё нормально.

Наверное, в этот момент Ваня был смущён как никогда в жизни. Не столько от слов Курска, сколько от того, что лицо учителя находилось как-то очень близко к его лицу. И оно… Притягивало.

— Если я не талисман, — прошептал Ваня, — то… Кто? Кто я вообще такой среди вас? Всего лишь глупый, несуразный и претендующий неизвестно на что подросток рядом с Курском. И в его тени. Не более.

— Рядом с Глебом.

— Что? — Не понял по началу Ваня.

— Меня зовут Глеб.

После этих слов Ваня уже мало что соображал. Глеб. Его зовут Глеб. Орёл уже и не ожидал узнать имя Курска когда-то, но теперь он то и дело пробовал его на вкус, постоянно проговаривая про себя. Оно вертелось на языке, и потому Ваня даже повторил его вслух.

Обратил внимание на самого Курска он лишь тогда, когда тот, нагнувшись, уже почти вплотную приблизил своё лицо к его. Необычайная лёгкость и радость наполнили Ваню изнутри — он уже и не думал, что это когда-то случится, и даже перестал мечтать. Но его Курск, то есть Глеб, был реальным и таким близким, что Орлу и самому не верилось в то, что всё это происходило на самом деле…

И вот, когда их губы уже были готовы соприкоснуться, всё и закончилось, так и не успев начаться: к слышимой уже давно из дома ругани, на которой ранее ни Ваня, ни Глеб не заостряли своё внимание, добавился ещё и звук битой посуды.

Будто очнувшись, учитель и ученик бросились в дом. В том, что Воронеж всё-таки вывел Белгорода из себя, не было никаких сомнений.

После этого разговора Орлу стало легче. Для него прояснилось многое: и кто такой на самом деле Белгород, и что Курск уже не считает его бесполезным и даже, более того, не рассердился, узнав о том, что чувствует Орёл на самом деле. У парня будто камень с души свалился. Нет, правда, он даже как-то повеселел и снова стал радоваться жизни. И даже известие о приближении Крыма не тяготило его так, как остальных, ведь Ваня знал, что Глеб не даст его в обиду. Отныне не только потому, что его к нему просто приписали.