Волкогуб и омела
Шрифт:
Он снова очнулся. Я уже подошел близко к дому, так что снова вырубать его не стал. Он ворчал, стонал, пытался что-то орать из-под ленты. Вот тебе и Джед. Плакса, хоть сволочь и мерзавец.
И тупой, как ящик пробок. Я ему дал все шансы, и он ни одним не воспользовался.
Наш дом был всего в миле или в двух от леса, в конце нашей длинной гравийной дороги. До ближайшего соседа — полмили. Хорошо. Тихо. Уединенно.
Очень уединенно.
— Твой велик найдут в ручье, — сказал я дергающемуся Джеду. — Решат, что ты утонул. Подумают, что тело заклинило где-то на дне, или протащило до самой реки. Все притворятся, что опечалены. — Я оглянулся на него и улыбнулся: —
Канун Рождества. Я втащил Джеда в дверь, в мигающий свет елочной гирлянды, чулки на каминной полке, молоко и печенье, тщательно выставленные на стол. Тесса уже третий год оставляет на столе молоко и печенье, а третий раз — волшебный.
Мама и папа сидели на диване, ожидая меня. Было уже почти одиннадцать — близко к Рождеству. Достаточно близко. Тесс давно должна была лечь спать.
— Вот где ты был.
Мама с укоризненной нежностью покачала головой. Мальчишки всегда будут мальчишками.
— Тебя кто-нибудь видел? — прямо спросил папа. — Шума не было?
— Да брось, па. Ты слишком хорошо меня выучил для этого.
Я сгрузил Джеда на дно камина и пошел к себе в комнату. Открыв шкаф, пошарил среди софтбольных перчаток, мячей, игрушек и игр, из которых я вырос, но выбрасывать не стал, и наконец нашел в углу то, что искал: полированный череп. Он когда-то был очень вонючим, но в нашем роду против такой вони не возражают. С черепа я снял красную шапку с помпоном, отряхнул ее от пыли, стараясь не чихать. Вот только эти вещи и остались, а вяленая оленина вся кончилась. Вокруг основания черепа шла скудная ленточка белых волос, когда-то мягких и курчавых, ныне жестких и редких. Но сойдет. Еще я прихватил красную куртку с белой оторочкой. На выходе взял еще клей у себя со стола и вернулся в гостиную.
— Ты хороший брат, — улыбнулась мне мама.
— Ага, ага. — Я кивнул головой, смутившись от похвалы, потом насадил на Джеда шапку Санта-Клауса, напялил на него красную куртку и приклеил ему волосы на подбородок и челюсти. Он не слишком мне помогал, мотая головой туда-сюда, но и помешал не особенно. Я даже приколол ему на грудь значок Марии-Франчески — завершающий штрих.
Ой как жрать хотелось. Но нет, это не мне. Я взял три печенья, сорвал у Джеда ленту со рта. И сунул туда печенья, не дав ему ни слова сказать, ни завопить. Он слегка посинел, давясь и кашляя. Я решил, что он теперь достаточно долго помолчит.
— Тесс! — громко крикнул я. — Иди сюда, быстрее! Он здесь!
Через секунду послышался топот детских ножек, и вылетела в пижамке Тесс, глаза у нее чуть не выскочили, когда она увидела Джеда.
— Санта, Санта! Я тебя просила, и ты пришел! Ты здесь!
Шесть лет тому назад я тоже видел Санту. Семь лет тому назад я убил свою первую дичь. И горько мне было с тех пор на Рождество, когда я понимал, что Санты больше не будет, ни одного. Не будет сюрпризов из трубы. Я это дело прикончил. Ребята, вы понятия не имеете, до чего бывает все непоправимо. Я потом сожалел, сожалел, что не дождался, пока подрастет сестренка, и мы бы радовались вместе с нею. Сожалел, что никогда не испытает она этого восторга.
У меня на глазах сестренка улыбнулась, все шире и шире, лопнула на ней пижамка, заплясала кожа, покрываясь мехом, переливающимся по всему дергающемуся, изменяющемуся телу, от морды до хвоста. Тыквенно-оранжевые глаза горели духом Рождества, а зубы вдруг заблестели чем-то новым, когда она впилась в свой рождественский подарок.
Значок Марии-Франчески улетел прочь. Волки — православные, и водимся мы только со своими. А жаль, она симпатичная.
На диване
Мама говорила, что Рождество — не подарки и елка, не блеск и гирлянда. Рождество, говорила она, у тебя в сердце, и Санта там же, если ты хочешь, чтобы он был. И если я захочу по-настоящему, чтобы он там был, я его снова найду.
Мама права. Рождество действительно у тебя в сердце. А Санта — он повсюду, если только знаешь, где искать.
Тони Л. П. Келнер
Пастырь стада своего [27]
Тони Л. П. Келнер — автор девяти детективных романов и множества рассказов, а роман «Спящие с плюшем» выиграл премию «Агата». Хотя она пишет о карнавалах, конгрессах фанов, проказниках-старшеклассниках, круизах, радостных встречах родных, о вампирах и бельевых магазинах, сейчас она представляет первый рассказ о вервольфах. В ее собственной стае насчитываются муж — коллега по перу Стивен П. Келнер, две дочери и две морских свинки. К сожалению, никто из них не признает за ней статуса главной собаки в стае.
27
Оригинальное название: Toni L. P. Kelner «Keeping Watch Over His Flock».
Половина примерно членов стаи были в волчьем облике, остальные сохраняли человеческий. Джейку даже непонятно было, на что уж тут смотреть: на оскаленные зубы или на хмурые суровые гримасы. Чтобы не решать эту дилемму, он адресовал ответы мигающим огням рождественской елки. Что-то странное было в том, что вся жизнь решается перед рождественской елкой, но именно так бывает, когда нарушишь фактические все правила волчьей стаи одновременно именно в канун Рождества.
— Но я же не имел в виду уходить один без разрешения, — попытался оправдаться Джейк.
— Я недостаточно ясно отказал в разрешении?
Брайан как раз был среди тех, кто остался человеком, но рычание вожака стаи с тем же успехом могло исходить из волчьей глотки.
— Нет, но…
— Ты реально продемонстрировал свою готовность успешно принимать форму, признанную для тех или иных обстоятельств приемлемой?
— Нет, но…
— Тогда что ты все-таки имел в виду?
Джейк проглотил слюну.
— То есть, наверное, да. А можно я расскажу с самого начала?
Послышался рокот голосов, и он рискнул посмотреть на стаю. Особо дружелюбных и желающих слушать не было, но Брайан уже принял решение.
— Говори. Но только не лги снова, Джейк.
Смысл был ясен: не скажет правды — может прощаться со своим местом в стае. Джейк снова с трудом сглотнул слюну. Он не настолько давно был в стае, чтобы знать, что такое быть извергнутым. Даже не знал, переживет ли он изгнание.
Трудность тут была вот какая: Джейк совсем не был уверен, что правда поможет. Даже когда Фелисия, жена Брайана, поймала его при попытке прокрасться в дом, он еще не понял, как крупно влип. Дошло лишь тогда, когда Брайан стал созывать остальных членов стаи ради суда над ним, созывать в тот же момент, хотя уже близилась полночь. По случаю праздников не все могли попасть сегодня к Брайану, но собралось достаточно, чтобы их решение считалось официальным. И окончательным.