Волков-блюз
Шрифт:
Это было грязно – я чувствовал себя животным, у меня лезли вверх инстинкты, подавляя тонкий слой знаний и правил, стирая его, как яростный водопад срывает с кожи мыльную пленку.
И это было потрясающе ярко и чувственно. Оргазм разорвал меня на части, на несколько мгновений лишив не только речи – о таком я слышал, – но и зрения, и слуха, и осязания.
– СлезьСлезьСлезьСлезьСМеня, – бормотала на высокой речи Раннэ, притом что сверху была именно она. – БатюТвоегоБатюБатюКакЭтоСлучилось!
Тело ее было расслаблено, глаза пусты – Блеск сошел, и я больше не чувствовал
Я взглянул на нас обоих – и если у меня рубашка и костюм просто лишились пуговиц, а штаны съехали вниз с так и не расстегнутым ремнем, то комбинезон Раннэ висел на ней клочьями.
Зато на ней не было заметных ран, кроме покрасневших запястий и небольшой царапины над левой ключицей, а у меня от шеи до низа живота шла глубокая царапина, плечо сзади довольно сильно болело, притом что у Раннэ были окровавлены зубы, и я догадывался, какой именно кусок мяса она пыталась откусить.
В запотевшее окно постучали, и я, не пытаясь понять, что происходит, просто открыл его, и внутрь машины проник холодный воздух.
Снаружи стояла офицер самообороны. Она поднесла ко рту микрофон и сказала что-то на высокой речи.
– Вы будете жаловаться на проявление Блеска вне установленных зон? – раздался механический голос с ее пояса.
Должностные лица, вынужденные по работе общаться с противоположным полом, носят такие устройства, которые ускоряют или замедляют вашу речь. Естественно, речь не о высшем классе: нас слишком долго учат правильному произношению, чтобы мы потом все это смазали механическими интонациями.
– Я не буду подавать заявление, – ответил я хрипло.
– ВПРВТЖЛТ? – абсолютно неразборчиво спросила офицер у Раннэ.
– ЯПодтверждаюЧтоМеняНеУдерживалиНасильно, – старательно замедлила свою речь Раннэ так, чтобы я услышал ее слова.
Офицер посмотрела на нас неодобрительно, и я понял: она решила, что мы любовники, которые специально использовали Блеск для получения острых ощущений.
Она нажала у себя на поясе комбинацию из пары кнопок, и из динамика раздалось мелодичное, явно записанное в студии:
– Хорошего вечера.
Я закрыл окно и обернулся к Раннэ, которая достала с заднего сиденья легкую куртку и натянула ее до колен. Впрочем, при каждом движении куртка тут же подскакивала вверх, обнажая бедра.
– ПростиПростиПрости, – забормотала она так, что я едва слышал, что она говорит. – ДураДураДура!
И в этот момент я вдруг понял, что вся моя жизнь внезапно раскололась на две части: то, что было до сегодняшнего дня, – и то, что будет дальше.
Потому что происшедшее в тесном женском автомобиле оказалось самым ярким событием в моей жизни. Все, что было раньше, все, включая подростковые чувственные эксперименты, тот случай, когда я едва не утонул и меня откачивали на реке, свадьбу и регулярный секс с Айранэ, – все это недотягивало даже до тройки по шкале, на которой сегодняшнее безумие с Раннэ встало на уровень твердой десятки.
Мне пришлось отвезти ее домой, поругавшись на въезде в анклав с бабкой – офицером самообороны, которая не верила, что я удалюсь из анклава сразу после того,
Когда я через двадцать минут покидал это место – на женском такси, естественно, в анклав другие не ездят, – старуха смотрела на меня неодобрительно, и я вдруг понял, что теперь, что бы ни происходило дальше, на меня часто будут так смотреть и мужчины, и женщины.
Домой я добрался глубокой ночью. Никто меня не встречал, зато на тумбочке в прихожей лежали две записки.
Одна – от дяди Марата, о том, что машину взяли в работу и сделают через пару дней, а пока я могу воспользоваться «экватором», семейным электромобильчиком.
Вторая – от дяди Лёни, который написал, что так и не дождался от меня мяса, поэтому купил его сам и теперь я должен ему семнадцать рублей, потому что дядя Лёня на мои деньги купил лучшее мясо и с хорошим запасом.
Он намекал на то, что если бы мясо брал я сам, то мог бы уложиться в десятку.
Но мне было все равно.
Телефон пикнул – пришло очередное сообщение от отца: «Поставь Будильник – это важно». Я смахнул сообщение, хотя отметил про себя: отец пишет про это приложение уже не первый раз.
Едва положив голову на подушку, я выключился.
Я проснулся оттого, что меня гладили по голове. Ощущение теплой руки на моих волосах было щемяще-знакомым и в то же время настолько чуждым, что я мгновенно вынырнул из сна, впрочем не открывая глаз.
И сразу же из омута памяти выплыло: мама.
– Я вижу, ты проснулся. – Она говорила на идеальной «низкой» речи, как и Алаяна, – даже более четко, чем я или кто-то из дядьев. – Ты играешь с огнем.
– У нее начался Блеск, у меня не было ни единого…
– Плевать мне на твою дикую, это твои проблемы и проблемы твоей жены, – резко оборвала меня мать, показывая, что и эта часть моей истории ей знакома. – Против меня начали какую-то интригу, и я знаю, что ты в этом замешан. В нашей среде не принято говорить прямо, и обычно намеки довольно туманные. Сегодня звезды сошлись, и все оказалось прозрачно. Айранэ забирают из моего музея с повышением. Рассказывай, мальчик.
Конечно, я мог отказаться. В конце концов, это была всего лишь мать, а не кто-то из дядьев, которые действительно воспитывали меня, любили и направляли все эти годы, с того момента, как в два года я покинул женскую половину.
Большая часть мужчин – я про коммунаров, конечно же – не знает имен своих матерей, и ничего, живут спокойно. Но видимо, было что-то такое в ее голосе, что пробивалось сквозь десятилетия отчуждения, сквозь холодные годы, в которые мы виделись так редко и вели себя как незнакомые друг другу люди.
– Денежная жаба, – ответил я честно.
В конце концов, первой нарушила наш договор Алаяна, редактор журнала. Мать не должна была ничего узнать, но она узнала, и у меня могли начаться проблемы с женской частью нашей семьи. Если это выйдет на уровень дедов, мне не поздоровится.