Волна открытий
Шрифт:
Квартира Лили оказалась крошечной, душной, насыщенной тяжелыми запахами, но чистенькой и с изящной обстановкой. За пару шагов Остафьев пересек прихожую и замер на пороге единственной в этой квартире комнаты – он увидел Лилю. Она висела на крюке от люстры как бочонок, и только съехавшая немного набок голова и длинные светлые волосы, разметавшиеся по плечам, мешали сходству.
Все самые тяжкие предчувствия подтвердились. Лиля была мертва, а Остафьев потерял единственную нить, ведущую его к Роману. Вдобавок ко всему теперь ему предстояло объясняться с полицией. Ведь как ни крути, его бывшая
Антон Александрович обреченно достал телефон и позвонил Бойко. Выслушав Остафьева, тот быстро сообразил, что в свете всех обстоятельств это происшествие может стоить его начальнику свободы. Олег Иванович просчитал все варианты развития событий и, как на войне, когда главнокомандующий выбывает из строя, принял руководство операцией спасения на себя. Он временно забыл, кто из них начальник, а кто подчиненный, и стал отдавать Остафьеву короткие четкие приказы:
– Позвоните в полицию, сообщите о происшествии и дожидайтесь там их приезда. Не ходите, не следите, ничего не трогайте. Ждите моего звонка.
Остафьев и не думал возражать. Будь он в больнице, ему не пришло бы в голову вмешиваться в собственное лечение и сопротивляться указаниям доктора. Сейчас Олег Иванович был для него тем самым доктором, который лучше него разбирался в сути и последствиях происходящего. Позвонив в полицию и «скорую», Антон Александрович перешел к выполнению самой сложной части приказа: находиться в бездействии оказалось довольно утомительно. Он застыл на пороге комнаты с трупом, но зрелище перед глазами было жутковатым. Остафьев повернулся в другую сторону и уперся взглядом в дверь туалета. Повернувшись еще, он оказался напротив входной двери. Следующий поворот – стена. Закончив крутиться вокруг себя, он снова увидел Лилю. Неизвестно, сколько еще продержался бы Остафьев, если бы не позвонил Олег Иванович.
– Я снял наблюдение, ребята, дежурившие сегодня утром, сейчас едут ко мне. Ни к чему, чтобы полиция знала о нашей слежке. Петр пошел записывать имена свидетелей у подъезда. Говорит, их было много, и это хорошо – они смогут подтвердить время вашего приезда. Спящий сосед, надеюсь, еще поспит и как раз к приезду следователя будет готов сообщить, когда вы его побеспокоили. А теперь скажите мне, есть ли там где-нибудь записка.
– Записка? Этого нам еще не хватало! Она ведь и правда могла оставить записку.
– Вот именно. Давайте, ищите. Мы должны знать, с чем бороться.
Остафьев аккуратно зашел в комнату, огляделся вокруг и на туалетном столике действительно увидал листок бумаги. Он пробежал глазами по строкам и не смог сдержать эмоций:
– Мать ее, так-растак! Вы только послушайте это, Олег Иваныч!
«Во всем виноват мой начальник – А. А. Остафьев. Я больше не могу страдать. Простите».
Мученица святая, право слово! Зря мы ее в полицию вчера не сдали, Олег Иванович. Все сор из избы выносить не хотел. Была бы сейчас жива, здорова, послушна, как первоклашка, и приятеля своего Романа нам преподнесла бы уже на блюдечке с голубой каемочкой!
– Значит, так, – прервал поток его излияний хладнокровный Бойко. – Сфотографируйте
– Зачем нам фотографии трупа?
– Делайте, что говорят, и быстро, – сурово ответил Бойко
– А может, мне лучше записку того, в унитаз?
– Ни в коем случае! А если это подстава и письмо не единственное? А если у нее там где-нибудь дневничок припрятан с излияниями невероятных душевных страданий, которые вы ей доставляли? Ничего не трогайте. Не надо усложнять то, что и так запутано. Делайте фотографии и отсылайте мне.
– Но зачем?
– Затем, что мы пока не знаем, откуда получили этот милый сюрприз. Будет ли следствие честным, или они попытаются вас засадить – я не исключаю любого варианта и хочу быть готовым заранее. А копию записки я прямо сейчас передам на графологическую экспертизу. По фотографии, без оригинала, эксперт, конечно, скажет не все, но нам сейчас любая информация сгодится. В общем, действуйте, и поскорее, а я отправляю к вам нашего адвоката.
– Да уж, с такой предсмертной запиской адвокат мне сейчас совсем не помешает, – мрачно согласился Остафьев и, тяжело вздохнув, принялся за фотосъемку.
Глава 20
Антон Александрович выбрался из отделения полиции в сопровождении адвоката, когда уже совсем стемнело. Игорь Семенович Масленников, опытный юрист по гражданским делам, давно сотрудничал с «Бионик Фуд» и успешно защищал компанию от нечестных партнеров, недобросовестных конкурентов, а то и просто от сутяжников-клиентов, осаждавших компанию судебными исками большей или меньшей степени обоснованности. Юридическая фирма Масленникова редко бралась за уголовные дела, но в данном случае он не мог отказать. Профессиональная консультация Остафьеву нужна была срочно, и искать другого адвоката времени не оставалось.
По телефону Олег Иванович успел сообщить Масленникову основные обстоятельства дела, поэтому на месте происшествия он быстро подготовил Остафьева к правильной линии поведения во время первого допроса. В результате Антона Александровича не заперли в кутузке, на чем первоначально настаивал следователь, но свободы передвижения все же лишили. Он был вынужден дать подписку о невыезде.
В офисе «Бионик Фуд» все это время их дожидался Олег Иванович, поэтому сразу после полиции Остафьев и Масленников отправились на Новокузнецкую, где состоялся консилиум. Юристы обсуждали первые итоги защитных мер и тактику дальнейших действий.
По мнению адвоката, дежурный следователь лишь на время удовлетворился краткими ответами на многие щекотливые вопросы. Игорь Семенович был убежден, что вскоре следствие потребует у Остафьева более развернутых пояснений, и тогда придется сообщить властям информацию, которую тот пока скрывал. Масленников считал, что есть два основных обстоятельства, которые предстояло подробно объяснить: за какой именно проступок Лилю уволили из «Бионик Фуд» и зачем Остафьев, указанный в предсмертной записке как виновник ее гибели, приехал домой к покойной.