Волна открытий

Салбер Алена

– Мы не можем сообщить им, что уволили Ничипоренко за разглашение коммерческой тайны, – отвечал ему Бойко. – Дальше они спросят, что за информацию она разгласила и кому. И что мы им ответим? Что она пыталась похитить из компании материалы по «Силитину» или узнать, где они хранятся? Получится, что мы сами отдадим общественности информацию, которую так тщательно охраняем.

– Я не призываю вас рассказывать им все, давайте сообщим следствию только часть правды, которая их удовлетворит, – не унимался Масленников. – Поймите, нам крупно повезло, что следователь был

сегодня явно с бодуна и до приезда на происшествие уже успел «подлечиться». К понедельнику он проспится, начнет лучше соображать, и тогда эти вопросы непременно прозвучат вновь. И если мы не ответим на них правильно, то статья 110 УК РФ – доведение до самоубийства, до пяти лет лишения свободы, – вот наша реальная перспектива.

Остафьев нервно рассмеялся. Он уже успел принять немного коньяка и слегка расслабился после допроса, но все еще не пришел в свое обычное спокойно-рассудительное состояние.

– Да-да, до пяти лет, – продолжал настаивать Игорь Семенович. – Поэтому мы должны доказать, что Ничипоренко была уволена под влиянием неопровержимых свидетельств ее вины, с соблюдением всех правовых норм, а ее поступок – следствие расстроенной нервной системы и чрезмерной реакции, не имеющей никакого отношения к действительности.

Олег Иванович колебался.

– Это не самоубийство, – тихо сказал он и покачал головой.

– Не самоубийство?! Вы хотите сказать, что ее убили?! – воскликнул Остафьев.

– Думаю, да, – ответил Олег Иванович. – Не тот склад нервной системы. Для борьбы со стрессом Ничипоренко использует… использовала другие средства. Мои парни часа четыре таскались за ней по магазинам, пока она примеряла и выбирала новые шмотки. Домой она приволокла целый ворох покупок. Зачем? Чтобы тут же повеситься, так ни разу ничего и не надев? Нонсенс. Впрочем, и без того я могу сказать, что она сама никогда бы на такое не пошла. У Лили нервы были как канаты. Не зря я с ней вчера так намучился.

– Так что же вы молчали? – спросил Остафьев. – Надо срочно сказать следователю, чтобы они нашли эти вещи, чеки, все, что сможет подтвердить вашу правоту.

– В протоколе осмотра указаны сумки с новой одеждой и обувью, а также чеки на общую сумму где-то около шестидесяти тысяч рублей, – сообщил Масленников.

Остафьев присвистнул:

– Неплохо наша покойная перед смертью прибарахлилась, – заметил он и обратился к Бойко: – Но тогда следователь тоже должен понимать, что это не самоубийство!

– Они не знали ее при жизни, – ответил ему Олег Иванович. – Нет, самым весомым аргументом для них будет вскрытие, когда точно станет ясно, сама она залезла в петлю или ее туда засунули.

– Эта версия мне нравится, – заметил адвокат, откинувшись в кресле и положив ногу на ногу. Он мечтательно улыбнулся и продолжил: – Если экспертиза подтвердит, что это убийство, тогда нам, возможно, не придется подробно объяснять обстоятельства увольнения покойной. Даже наверняка не придется.

Вдруг Игорь Семенович скинул ногу на пол и подался вперед:

– Правда, у следствия может возникнуть другой

неприятный вопрос. Смерть Ничипоренко наступила между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи. Антон Александрович, скажите мне, пожалуйста, что несколько человек видели вас в это время на приличном расстоянии от ее квартиры и готовы это подтвердить.

Остафьев, обдумывая версию убийства Ничипоренко, ответил не сразу:

– Вчера, около полуночи? Я сидел в баре на Красной Пресне с двумя приятелями, бывшими однокурсниками.

– И вы все это время никуда не отлучались? Они смогут это подтвердить?

– Не смогут, потому что мы весь вечер пили пиво и каждый из нас время от времени ненадолго отлучался. Но в остальном, конечно, подтвердят.

– Вы можете предупредить их, что им придется давать показания о вашем алиби?

– Разумеется, – ответил Остафьев и потянулся за телефоном.

– А вы, Олег Иванович, не могли бы послать сейчас кого-нибудь в этот бар, поговорить с официантом, который обслуживал их вчера? Нужно, чтобы при необходимости мы смогли быстро предоставить его показания следствию.

Когда были сделаны все необходимые звонки и отданы распоряжения, собеседники перешли к выводам. Консилиум постановил взять версию убийства за основную и с помощью имеющихся фактов попытаться убедить в этом следствие. Согласовав план ближайших действий, участники совещания разъехались наконец по домам.

***

Рабочая неделя началась для Дины с новых переживаний. Ужасное известие о гибели Ничипоренко разнеслось по офису, с самого утра парализовав работу всех подразделений. Люди шептались по углам и обсуждали возможные причины такого трагического поступка. Никто не забыл, как молниеносно ее уволили в предыдущую пятницу, и некоторые косо поглядывали в сторону нового секретаря директора.

Впрочем, и без их взглядов Дина чувствовала себя отвратительно. Ведь это она навлекла на Лилю подозрение, из-за нее служба безопасности разыскала доказательства Лилиной вины, из-за Дины ее выставили из компании. И вот теперь, не выдержав позора, Лиля Ничипоренко наложила на себя руки. Жесточайшие муки совести обуяли Дину. Никогда прежде она не становилась причиной чьей-либо смерти и теперь чувствовала себя ужасно.

В таком состоянии ее застал Сергей Кимов. Он стремительно ворвался в приемную и уже собирался постучать к директору, но, окинув Дину своим обычным насмешливым взором, остановился и бессердечно заявил:

– Почему такой осунувшийся вид? Чем ты занималась все выходные? Могилы копала? Или всему виной твоя предшественница, которая безвременно покинула наш мир и тем так сильно тебя потрясла?

– Сережа, как ты можешь?! – воскликнула Дина.

– Легко. Не обливаться же мне крокодильими слезами, если одна из самых неприятных женщин, которых я когда-либо встречал, внезапно решила повеситься. Я не буду и тебе не советую.

– Да не обливаюсь я слезами, просто сошлось все одно к одному. Только ее уволили, а она не выдержала и… Кто бы мог подумать, что у нее такие слабые нервы!