Вольная Русь. Гетман из будущего

Спесивцев Анатолий Федорович

«Вот чего нам для полного счастья не хватало, так это талибов [2] . Судя по скудности бороденок и даже отсутствию оных у некоторых из этих недоделанных мулл, они явно ученики медресе. Вояки-то из них, обучавшихся не войне, а грамоте и изучению Корана… скорее всего, не ахти какие. Но вот храбрости и желания уничтожить врагов-иноверцев им наверняка хватает, причем не только на себя самих, но и для окружающих. Еще одна проблемка: эти могут упереться, когда воины, пусть и несравненно опытные в ратном деле, предпочтут отступить».

2

Талибы они только для попаданца. В Стамбуле учеников средних медресе называли софта, а высших – сухи.

И они, организованные своими руководителями, играли в общественной и политической жизни реальной столицы Османской империи огромную роль. При печальном для турок повороте истории смертность среди учащихся оказалась наименьшей, а влияние усилилось.

И мелькали чалмы, среди которых иногда попадались даже зеленые [3] , не только сзади – для понукания их носителями отстающих, но и в самых первых рядах, заведомо обреченных.

Вскоре атакующие стали падать, не только поскользнувшись или споткнувшись, но и сраженные казацкими выстрелами. Сначала ядрами из длинноствольных пушек – прицельно на такую дальность из них стрелять невозможно, однако здесь целиться особой нужды не было, на приступ шли десятки тысяч, жертву снаряд находил практически наверняка, если не в прямом попадании, так рикошетом. Эффективнее были бы бомбы, но их запас несколько поистратили при обстреле лагеря в предыдущие дни, а селитры для изготовления пороха, пороховых мельниц для большого казацкого войска по-прежнему не хватало. По выплавке же чугуна Вольная Русь уже входила в число европейских лидеров, правда, во многом благодаря всеобщему разорению на континенте.

3

Зеленую чалму имели право носить только люди, совершившие хадж в Мекку – по тем временам предприятие очень длительное, тягостное и рискованное.

Затем в бой вступили казаки, имевшие винтовки – это слово с легкой руки попаданца уже вошло в оборот. Эти не палили наперебой, а с самого начала пытались выцелить кого-то из командиров. Издалека это удавалось куда реже, чем хотелось самим снайперам. Все же дымный порох очень плохо подходит для прицельного поражения на больших расстояниях: слишком малую скорость вылета пули дает. Да и ветер вносил в точность попадания свои коррективы. Однако уже в полукилометре от бастионов смертность янычар и священнослужителей, которые вели за собой райя, стала стремительно расти. Заодно доставались свинцовые «подарки» и всем, кому не повезло оказаться рядом.

Наконец первые из скорее бредущих, чем бегущих турок, подошли до невидимой им, но очень хорошо просматриваемой с валов частой цепочке мраморных булыжников, тянувшихся в двухстах саженях от передних углов бастионов. Их расположили там заранее, тщательно выверив расстояние до бастионов, замазав внешние стороны каменюк, чтоб по ним не могли ориентироваться враги. С трудом дождавшись этого момента, открыли огонь и самые нетерпеливые обладатели гладкостволок. Пули Нейслера – «грибы» – спокойно долетали на такое расстояние и калечили бездоспешных райя. Разве что некоторых спасал мешок с землей. Большинство при таком счастливом попадании все равно падали, но могли встать на ноги. Могли – в данном случае – не значит, что спешили, несмотря на холодность и влажность почвы, некоторые хитрованы пытались перележать атаку. Но мало кому удался подобный фокус: янычары и священнослужители шли в толпе райя среди прочего и для пресечения таких способов дезертирства.

«Это я хорошо придумал – выложить видимые только нам цепочки из заметных издали камней, одновременно замаскировав их с обратной стороны. Теперь любой имеющий глаза может определить приближение врага на расстояние в двести и четыреста метров (или приблизительно сто и двести сажен) от бастионов. Где же я это вычитал… черт… – отступившая вроде бы головная боль – как затаившийся на время коварный противник – ввинтилась в виски со скоростью сверла электродрели. Аркадий зажмурился и с трудом удержался от инстинктивного желания схватиться за голову руками. – Фу… да и тот самый черт с ним, с тем, у кого я идею спер. Пригодилась, и ладно. Чтоб я еще хоть раз позволил копаться в своей башке… хрен им всем! От Хмеля до родной супруги, обойдутся без новых девайсов и песен другого времени» [4] .

4

Аркадий после появления у

него мигреней решил, что они результат поиска с помощью гипноза в его памяти. Насколько он прав, бог весть, мигрени и у самых обыкновенных обывателей случаются.

Постепенно счет убитых и раненых (в подавляющем большинстве также обреченных на смерть) перевалил с сотен на тысячи. Этот фактор пока не сказывался на течении приступа никак: слишком большое поле как бы маскировало многочисленность жертв. Тем более что гибли, прежде всего, те, кто добрался до невидимой им полосы в сто сажен от бастионов, а немалая часть штурмующих преодолевала дальнюю от крепости часть поля. Да и не очень-то поприсматриваешься вокруг, когда, обессилевший от недоедания и болезни, тащишь в руках тяжелый мешок. Зато недостаток сил у атакующих, камни, ямы и бугры на поле все сильнее и сильнее замедляли турок. Делая из них удобные мишени, причем большая часть пострадавших от огня с бастионов принадлежала к сохранившим силы и опередившим основную массу райя.

Всего на внешнем обводе крепости стояло более ста пушек – от длинноствольных морских до легких трехфунтовок и похожих на ночные горшки без ручки мортирок. Часть разместили в казематах с ограниченным сектором обстрела, остальные поставили на бастионах и валах. Там же, поверху, засели около десяти тысяч казаков. Всем стрелковых позиций не досталось – размеры крепости Созополь умышленно сделали небольшими, чтоб малым гарнизоном уверенно отбивать атаки огромного войска. Поэтому часть запорожцев и донцов заняла места сзади паливших во врагов, подавая им заряженные ружья и давая возможность поддерживать ураганный темп стрельбы.

Правда, вскоре те, кто занял позиции в казематах, вынуждены были резко сократить свою скорострельность: вентиляция не справлялась с дымом от выстрелов. Да и палившим с валов регулярно приходилось делать перерывы – в ожидании, когда ветер отнесет плотные белые облака, окутавшие все вокруг. К их счастью, погода стояла прохладная да с неслабым ветром с моря, что позволяло попадать, а не пулять в белый свет.

Пересекшие стосаженную линию далеко дальше продвинуться поначалу не имели никаких шансов. Именно на них инстинктивно сосредотачивался огонь паливших как на стрельбище казаков, и, учитывая количество стволов у защитников крепости, вопрос был не в том, убьют или не убьют сумевшего дойти так далеко, а в том, как скоро подстрелят. Вот когда из этих «везунчиков» образовалась широкая полоса в полсотни метров, среди подходивших к ней стал заметен недостаток решимости в стремлении продолжить штурм. И без того передвигавшиеся со скоростью черепахи, да еще с передыхами по пути, достигшие места, плотно усеянного трупами предшественников, райя замедлялись до улиточной скорости. Потом, будто не решаясь наступать на убитых, а то и раненых мусульман, останавливались совсем и начинали усиленно вертеть головой, осматриваясь. Воинов такая картина вряд ли смутила бы, однако для забитых работяг идти по трупам, не обращая внимания на свист пуль, на окутанные пороховым дымом, будто извергающийся вулкан, валы… да и адреналиновый выброс в кровь после накачки в лагере у них давно сошел на нет – уж очень тяжело дался путь через мокрое грязное поле с грузом. К тому же священнослужителей, ободрявших и понукавших райя к приступу, казаки выцеливали в первую очередь.

Вот, бросив мешок, повернулся и пошкандыбал прочь от Созополя один человек, затем другой, третий… стали сбрасывать свою тяжелую ношу люди, не дошедшие и до середины поля между гиреевским лагерем и крепостью. Штурм закончился. К удивлению Аркадия, муллы и янычары в задних рядах остановить это бегство не пытались. Разве что понукали к выносу в лагерь раненых, где это возможно.

Война продолжится при любой погоде

Созополь, 1 марта 1644 года от Р.Х

С отходом турок, прекращением штурма сонливость на Аркадия навалилась как лавина с гор. Правда, небольшая – серьезные лавины грохочут на уровне тяжелой артиллерии. Вроде бы мягко, почти неслышно – лишь несильный гул в ушах, но сметая все на своем пути огромной массой. Однако он держался не хуже героя сказки Андерсена, стойкого оловянного солдатика. Правда, без скандинавской невозмутимости. То и дело широко зевал, вводя в соблазн недоспавших так же атаманов, постоянно хлебал черный как смоль и термоядерно-крепкий кофе, чувствуя при этом, что еще чуть-чуть, и он польется из ушей, но спать не ложился. И старался все делать в движении, потому как, не то что сидя, даже неподвижно стоя, он начинал выпадать в осадок. К векам, будто кто тяжести привязал, если не гири, то гантели уж точно, для их удержания в поднятом положении приходилось прилагать неимоверные усилия.