Вольно, генерал: Стокгольмский синдром
Шрифт:
Он нарушил безмолвие.
– Странно, ты обычно даже пряником бьешь, – он лежал, расслабленный, и поглаживал себя то по лобку, то по животу.
Молох застегнул галифе, а потом поднялся и набросил на плечи рубашку.
– Обычай требует занятия именно любовью.
В атмосфере будто что-то поменялось, ненадолго, но Люциан смог посмотреть на главнокомандующего другими глазами. В его запахе, перебившим естественный телесный запах Моргенштерна, точно был феромон. Генерал почувствовал острое желание подняться и посмотреть ему в глаза. Почувствовать его руки. Может быть,
– А мне… Сон снился, – всё ещё не в силах прийти в себя, произнёс Люциан.
– Неожиданно, – с сарказмом отозвался главком.
– Ещё бы, – закатил глаза демон, но продолжил. – Там было так же снежно, как сейчас. Я с кровью из носа убегал от тебя по лесу. Вокруг белым-бело, видны только стволы деревьев. Ты то появлялся, то исчезал. Я бежал, такое ощущение, что с полным ртом крови, еле-еле дышал, но потом появился ты.
– И что я сделал? – с хитрой улыбкой поинтересовался Молох.
Что за чушь, в реальности этот генералишка ушёл бы недалеко.
– Ты сгреб меня в охапку и повалил в снег, когда догнал. Тогда был снегопад, и снежинки постоянно лезли мне в глаза. Увидеть что-то было невозможно. Я не мог пошевелиться, но ты ладонью накрыл мне лицо.
– А дальше?
– Чёрт его знает. Дальше я свалился с полки, – усмехнулся Люциан, не стесняясь своей наготы, но прикрываясь пиджаком Молоха, лежавшим на сиденье. – Но, думаю, ты точно пошёл за кипятком, потому что я хочу чая, – он хитро посматривал на главнокомандующего: сработает или нет.
Молох снисходительно посмотрел на него.
– Не обольщайся. Скоро праздник, и я сделал, как положено. Сегодня ничего не меняет. Ты меня понял?
Моргенштерн устроился поудобнее, прижавшись спиной к мягкой обивке, и демонстративно поприветствовал Молоха по-военному.
– Так точно, сэр.
Главнокомандующий покачал головой, мол, ничего этот мальчишка всерьёз не воспринимает, и отправился за кипятком.
Армейская радость III: Милость
Однажды, сидя перед камином, Молох вспоминал кое-что из прошлого. Далёкого, армейского, уже припорошенного пылью. Люциан мирно дремал у демона на плече и ничего не подозревал.
Случилось кое-что перед отъездом. Приближалось время увольнения, когда Люциану предстояло покинуть злосчастное место, ставшее причиной появления многих привычек. Изнасилования Молоха переставали быть неисчислимыми. Произошло то, чего предсказать было нельзя. Генерал позвал молодого солдата к себе, чтобы поговорить с ним напоследок. Нельзя было оставлять всё так, даже если скандал не получил огласки. О приказе явиться Люциан узнал, когда паковал чемоданы. Наутро, когда уже было надо вытаскивать их на крыльцо Академии и отъезжать.
Моргенштерн тихо постучал в кабинет, боясь и одновременно желая зайти. Генерал ожидал его, пусть и придавал облику как можно больше холодности. Молох размышлял над планом Академии, чтобы каким-либо образом модернизировать её. Нынешняя система образования не устраивала его никоим образом. Был шанс, по его мнению,
Когда обещанная реформа образования пришла в силу, многие последовали за Молохом и стали его приближёнными. Они были самыми стойкими и верными. Остальные, кто был слабее духом, пали на полпути. Разумеется, становление Академии с такой скоростью подразумевало нечестную игру. Учеников, принесённых в жертву реформам, просто не упоминали при отчётах.
Так вот, Люциан зашёл в кабинет Молоха. Пахло коньяком. Было мрачно, воздух – затхлый: окна занавешены. Моргенштерн встал перед генералом по стойке смирно.
– По вашему приказу прибыл, сэр, – отчеканил солдат.
– Славно, – негромко произнёс Молох, посмотрев на Люциана взглядом немного отстранённым. Моргенштерн никогда не видел его взгляд таким тусклым. Молох заметил сочувствие в глазах солдата и придал себе более презентабельный вид.
– У меня к тебе предложение, Моргенштерн, – генерал-майор поднялся с кресла и, выпрямив спину, сделал несколько шагов.
Люциан склонил голову набок, заинтересованный и немного напуганный. Это могло быть что угодно. Чёрт побери, что может прийти ему в голову?
– Не буду пытать тебя долгим вступлением, – Молох вздохнул и встал перед мальчишкой, властно подняв его голову за подбородок и заглянув в глаза. – Ты ведь хочешь забыть тот кошмар, который ты здесь испытал, не так ли? Уверен, что да. Насколько я знаю, я был твоим кумиром. Молодёжь редко переносит крушение идеалов гладко.
Люциан нахмурился и не ответил сразу. Возможность была замечательная, но, с другой стороны, ему не хотелось отказываться от воспоминаний о близости с тем, кто был ему небезразличен.
Но не разумнее было бы забыть того, кто использовал его самым жёстким образом, чтобы можно было без проблем жить дальше? В груди что-то сжалось, когда Моргенштерн решил дать согласие.
– По глазам вижу, что хочешь, – с толикой грусти подытожил генерал-майор. – В таком случае я не откажу тебе в этой милости. Взамен на одну услугу. Это не сложнее того, что ты делал до этого.
Моргенштерн неподвижно наблюдал за генерал-майором, который, по всей видимости, решался на нечто очень для него сложное и, на самом деле, невыполнимое. Нет, не менялось ни выражение лица, ни губы не дрожали – ничего из этого. Просто его глаза иногда становились стеклянными, будто он убивал себя в этот момент или, по крайней мере, запирал свои чувства ради чего-то важного. Даже пальцы не дрожали, и Люциана восхищала его выдержка.
– Я могу стереть тебе воспоминания, – тяжело произнёс Молох, и сердце Люциана куда-то рухнуло, оставив на своём месте сквозную дыру.
Это то, что ему было необходимо больше всего. Да, конечно, это ведь билет в новую жизнь, свободную от кошмара. Но забыть… его… Люциан поджал губы и опустил голову, отвернувшись от генерал-майора. Как он смеет думать, что всё это было ошибкой? Впрочем, может быть, было. Разве не этого хотел Люциан? Окончания кошмара?
– Что вы хотите взамен?
Молох оскалился.