Володарь железного града
Шрифт:
Был введён такой элемент упряжи, как мундштук, железное сплошное удило, оказывающее по сравнению с трензелем усиленное воздействие на рот животного. Что-то похожее ныне уже используется в рыцарских турнирах, но в классическом виде это предмет будет изобретён Пиньятелли лишь в XVI веке, во времена расцвета высшей школы верховой езды. Вроде мелочь? Не скажите.
Точность управления лошадью, синхронность строя и прочие плюшки в виде продвинутых тактических приёмов без этого нехитрого элемента попросту невозможны. Действие мундштука основано на свойствах рычага, причём рычаг сей имеет передвижную точку опоры, почему и действует то, как рычаг 1-го рода, то, как рычаг 2-го рода. Практически гидроусилитель руля с тонкой настройкой и, чтобы мундштук нормально заработал он должен соответствовать анатомическим особенностям строения рта лошади. Удило мундштука, помещающееся на беззубом крае рта лошади, должно быть круглое, гладкое, не
Всякие мелочи навроде шпор и стремян получили резиновые вставки, а про седла и говорить нечего. Помимо технологических примочек вроде силиконовых вкладышей, сменных алюминиевых ленчиков и карабинов упряжь и элементы седла (подпруги, шнеллеры, приструги, коленные упоры, высота подушек, упоры…) их сделали максимально регулируемыми, уйдя от трудоёмкого индивидуального пошива. Базовые элементы компоновали в разновидности сёдел: боевые (гусар посадили на венгерские, кирасир на универсальные, а егерей и пограничников, на казачьи) тяговые, лёгкие, учебные.
Ветеринария и уход, системные тренировки на выносливость и координацию, походные шорные мастерские, кузни и кухни, полноценный обоз с опорой на действующую дорожную сеть, зимние и непромокаемые попоны, инструмент для обрезки копыт… Десятки мелочей складываясь с ОЧЕНЬ хорошим питанием коней и солдат и единообразными доспехами, поднимали княжескую конницу на принципиально иной уровень.
Полигоны с полосой препятствий, комбинации барьеров, тренажеры (водилки и шагалки, конные беговые дорожки, в том числе в «аква» вариантах) в сочетании с кросс-походами на местности и манежными фигурами (вольты, полувольты, спирали, змейки, серпантины и восьмерки) приучали лошадей к нагрузкам задавая им единый темп по командам шаг, рысь, галоп в нескольких вариациях движений (средний, рабочий, контргалоп и прочие), тем самым превращая «стадо» рыцарей в управляемые боевые единицы. Конно-строевая подготовка всё ещё хромала, но с этим планомерно боролись. Кавалерийский городок по большому счёту не особенно отличался от какого-нибудь промышленного цеха: системный подход, масса технологических карт, группы «умников», работающие с лошадьми, не отходя от кассы… В одном месте по факту соединялись кавалерийская школа, войсковая база, конезаводы и полигоны, включающие ипподромы.
Уже отрабатывали и фигуры высшей школы верховой езды, малоизвестные на Руси. Пиаффе, например, необходим чтобы лошадь могла молниеносно атаковать, левада использовалась для уклонения, пируэт — для быстрого разворота и атаки, а каприоль помогала прыгнуть через головы противника.
Не менее важным, чем «физуха», для боевого коня была психологическая подготовка. Большинство лошадей от природы пугливы, потому и отдавали предпочтение жеребцам. Будущий «лучший друг кирасира» должен был быть одновременно спокойным и злобным, поддающимся контролю, но агрессивным. Ведь в бою конь, поддавшийся панике, это как спортивная машина с отказавшим рулевым управлением на большой скорости. В лучшем и крайне редком, случае кирасира просто «унесёт» далеко от сражения, но скорее всего он просто убьётся тем или иным способом. Благо на Руси ещё сохранились множество школ и родов, умеющих готовить боевых коней, плюс из Европы инструкторов подвезли. Совместно они обучали лошадей не боятся ударов меча и таранить строй противника. В обязательном порядке меринов прогоняли через недельный стресс-тест с пороховыми и пушечными выстрелами, постепенно приучая животин более спокойно реагировать на массовые залпы.
Тренировали и всадников, в основном ОФП и специализированные комплексы упражнений, дабы освоиться с непривычным доспехом и набить руку на рубке кончарами или палашами. Плюс дисциплина, она здорово хромала, особенно среди гридней, привычных к феодальной вольнице. Благо хоть сидеть в седле умели все от мала до велика. Обучение копейщиков на Руси начиналось с пяти лет, а традиции копейного боя ещё не были утеряны окончательно.
Радим Всеволодович являлся потомственным военным, как говорится до кончиков волос. Все поколения его предков верно служили черниговским князьям и их потомкам. Больше ста лет назад, в жестокой сече, случившейся на реке Воронеж, разом сгинуло три колена. На поле брани тогда вышли все, от седых дедов до девятилетних отроков. После поражения монголы, обозленные потерями, Пронск вырезали подчистую и лишь тётка с его четырёхлетним прадедом на руках укрылась в глухих лесах по течению Керди. Род выжил, со временем вошёл в боярство и умножился. Но ненависть к Орде не истёрлась как у прочих,
После освобождения из полона Радим князя попросту не узнавал. Вёл княжич себя невместно, а порой такое отчебучивал, что и чёрному люду зазорно. С другой стороны понимал, потеря памяти дело такое, не угадаешь как вывернет и бросать побратима он посчитал свинством. А уж когда понял, вник как говорится с головой в масштаб задумок, то стал поддерживать друга от всей души. Радим, хотя и числился воеводой от кавалерии, большую часть времени посвящал своему детищу, гусарам. А за прочими и без него было кому смотреть, инспекторов от штаба хватало.
Кем он был два года назад? Десятником в худой броне, коего в приличный княжеский терем на порог не пускали, а теперя вона, зачастили «дружки». Чернёная кираса воеводы богато отделана серебром и златом, на груди выбиты греб княжества. Плечи покрыты червленым шелком, на плече вышит генеральский шеврон с тремя галунными лентами и эмблемой гусар — подкова и перекрещённые пики. Чего уж говорить, ныне одна его латная рукавица поболее всей старой брони стоит. Мстислав то поначалу хотел от копейщиков отказаться, насилу с дядькой отговорили и не прогадали. Лучшие мерины к нему шли. Манежи построили, конюшни с тепловыми пушками да бассейнами. Вроде бы дурь, ан нет. Надорвавшие жилы мерины куда быстрей в строй встают, а порой там и таких выхаживают, что ранее только под нож пускали. Что ни день, то из штаба какая-то дичь приходит. Недавно вон, трос протянули, а на него упряжь громадную вешают, разом на три десятка меринов. Подвесная платформа перемещается вместе с лошадьми в заданном режиме, они сами совершают все движения, их не тянут и не толкают отчего лошади в нужном темпе идут. Вроде водилки, но прямая. Из штаба отправили карты, что мол сие, для тренировки темпа, а Радим сразу понял: механизм отлично подходит для укрощения необъезженных меринов. А таких у них всё больше и больше, каждый день из Орды табуны пригоняют. Боевых то не дают, а дикарей сколько угодно. Думают не справимся мы, ага, держите карман шире.
— Марш! — Радим привычно нажал кнопку секундомера. Четверка всадников устремилась к краю ипподрома, где протекала небольшая «река», лошадь должна была преодолевать течение, а после взобраться по искусственной круче с камнями и завалами на крутой берег. Попробуй такой фокус по осени устроить? Разом без коней останешься, а тута круглый год возможно, не застудишь. Башня городка имела увеличенный объём гидробака, благодаря чему с горячей и холодной водой проблем не было, на ней же работали все нехитрые конные тренажеры. — Давай! Давай! Поднажми, Тихомир!
Холёный иноходец сотника вырвался из воды словно вихрь, как лягушка резвыми прыжками миновал валуны, разом перепрыгнул завал и роняя пену уже поднимался к верхней точке площадки.
— Есть! На сорок секунд норматив сократил! Вот это удалец! — Радим с улыбкой повернулся к собеседнику. — Прогресс не по дням, а по часам! Ну, скажи мне, Лад, где ещё на Руси токовы конюшни есть? А. Только у нас!
— Дурь сие, пустая трата серебра. Сколь у тебя копейщиков, сотни три? Смех, да и только. Сам видишь, над Мстиславом кучи сгущаются тёмные. Не сдюжить ему супротив князей, а у нас в княжестве при воеводе будешь состоять.
— Сотником?
— Бери выше, тысячником. Сорок гривен в лето корма положат.
— Сорок гривен?!
— Да, — вальяжно кивнул собеседник. — И мерина с княжеской конюшни. Любого, на выбор. Соглашайся.
— Н-да. Где же ты был, когда азм в подполе боярском гнил? Чего же меня муромский князь не выкупил то, я бы и десяток гривен за радость почитал. Чего молчишь то? Князь твой тогда небось и не ведал кто я таков, а сейчас смотри, вежеством проникся. Лад, мы с младых ногтей друг дружку ведаем. Скажи подводил ли я тебя хоть раз, подбивал на измену? Пошто молчишь то? На вот, читай, — Радим снял с пояса и протянул другу часы на цепочке. — Переверни. Вишь, что на злате писано? Побратиму от князя Мстислава Сергеевича, за верность и доблесть. За верность! Понимаешь? За верность!!! Вот это, — боярин ткнул в медаль, прикрученную к кирасе и сделанную в виде перекрещённых мечей, — за бой с Литвой при Заячьем острове, здесь, — Радим указал на медаль в виде сокола, несущего молнии в обрамлении дубового венка, — за дело при Онего, когда отрока Наримунтова в Ирий отправили. Здесь же, вишь что писано? Кровь, Честь, Родина, Отвага! Получил за ранение под Тарусой прошлым летом, — с каждым словом гнев Радим нарастал, и боярин невольно сжимал рукоять меча.