Вологжанка
Шрифт:
– Как выйду замуж, так не больше двух детей рожу. Столько ртов кормить, что за жизнь!
Анна посмеивалась:
– Не говори раньше времени! Своя ноша не тянет, как с мужем повезёт, а то и пятерых захочешь. Наш отец всем отцам пример, я бы и ещё родила, коли могла.
Лес приветливо встретил своими раскидистыми ёлками, соснами, да берёзами. Подошли к болоту, Шура знала дорогу через него, она приказала:
– Берите слегу, да за мной след в след, Вася, а ты замыкающий, присматривай за Райкой!
Огромное болото подсохло, дождей, последнее время не было, и они шли, словно по пуховой перине.
– Опять это болото! – Сказала Рая.
– Не забудь слегу! – Напомнила сестра.
Рая и правда о ней забыла. Обратно они шли медленно, уставшие, но довольные. Уже виднелись берёзки и болото заканчивалось. Довольная Райка прибавила ходу. Вдруг она резко провалилась сразу же по пояс, едва сделав шаг в сторону. Она закричала, испугавшись, и ухватилась за слегу, как спасение. Шура повернула назад, но Василий уже лёг на живот и схватил девочку за руку.
– Проклятое болото, ну и коварное, – сказала Шура. Василий вытащил плачущую Раю.
– Ничего, уже близко, не бойся, – успокаивала сестра. – Внимательно, иди след в след, – строго приказала она.
Благополучно добравшись домой, они получили взбучку от Анны, что не предупредили её.
– Шура! Ты же старшая, – сказала она, – почему так поступила? В Свистунихе на крайнюю избу у леса стая волков напала и всю семью загрызла! Сейчас охоту запретили, и много их развелось, опасно в лес ходить, особенно детям.
– На собрание! Лесник приедет! – Закричали у дома, постучав колотушкой по воротам.
Николай сказал: – Напоследок схожу, послушаю, а вдруг охотиться разрешат?
Анна горько улыбнулась:
– Держи карман шире, дождёшься от них, скорее наоборот, ещё что-нибудь придумали, чтобы от леса отвадить!
Изба набилась людьми, все хотели увидеть нового лесника. Собрание открыл Федорёнок, произнеся, как всегда, пламенную речь о светлом будущем и коммунизме, передал слово леснику Григорию Ивановичу.
Худой, мужчина, со шрамом на лбу, был краток:
– Правильно сказал Фёдор Владимирович, наше будущее зависит от нас, партия и правительство прямо указывают:
«Необходимо беречь лес и всё, что в нём находится, это народное достояние».
А сейчас идёт хищническая вырубка леса на продажу, как и охота. Не бывать этому! Учтите, даже и за сломленную ветку будем штрафовать! А злостных нарушителей в тюрьму!
Раздались крики:
– А чем же печки топить, ну и ну!
– Помогайте сохранять лес, в сосновых делянках много хвойных иголок, большой слой под деревьями, от этого деревья гниют, вот и собирайте. Они прекрасно горят, да и деревьям этим поможете. На каждого человека будет норма дров, в деревне организуем бригаду, и можно будет пилить только сухостой или повреждённые деревья. Но шишки не собирайте, узнаю, кто шишками топит печки, оштрафую! Люди молча стали расходиться с хмурыми лицами.
Николай пришёл домой и с порога, с возмущённым видом воскликнул:
– Вот
Горько покидать родное гнездо, тем более построенное своими руками. Уже сложили на телегу двухведёрный самовар, сундук, кое-что из нехитрой утвари. Непривычно и страшно было смотреть на открытые ворота пустого овина. Анна незаметно вытирали слёзы, концом своего платка. Дети сидели на телеге притихшие и немного испуганные. Младшие не могли понять, отчего так хмурятся родители, а старшие молчали.
Николай перекрестился, поклонился дому, закрыл дверь, приладил доску и стал её забивать. Ему казалось, что он бьёт гвозди не в дверь, а в своё сердце.
Грустная Анна стояла рядом с телегой и ждала мужа. Николай зашёл за угол дома, нежно погладил его брёвна натруженной рукой с раздавленными от работы пальцами и прошептал:
– Ты уж прости нас, домушко!
Затем повернулся и твёрдым шагом подошёл, взял вожжи из рук Анны и, не оглядываясь больше, выехал со двора Они проезжали по улице, все кто был не на работе старые, да детишки вышли из домов, пожелали им счастливого пути, махали вслед, а потом, пригорюнившись, возвращались обратно. Ольга – божатка долго смотрела на уезжающих родственников, смахивая слёзы
«Ну, если и Крючковы уехали, то и наш черёд скоро придёт», – подумала крёстная.
Подъехали к дому Фёдорёнка. Он вышел им навстречу:
– Здорово! Собрались? Ну, в добрый путь!
Он пошёл рядом с Николаем.
В конце деревни у крайней хаты, которая стояла почти у леса, вдруг, откуда ни возьмись, выскочил заяц, и стремглав перебежал им дорогу, скрывшись среди густых деревьев.
Николай улыбнулся:
– Вот и лесные жители нас провожают. Дети заулыбались и оживились
Анна подумала: «Не к добру это, но может, обойдётся»? Но вслух ничего не сказала.
Федор спросил:
– А где де вы жить-то будете в Рикасихе? У знакомых что – ли? Найдёшь ли там работу?
Николай ответил:
– Не знаю ещё. Вот и посмотрим, как твоя Советская власть поможет беднякам. Теперь, мы пролетарии, ничего не имеем кроме детей, самовара и сундука. Руки мои рабочие прокормят, на это надеюсь, главное чтобы спина не подвела. Может детям дальше в жизни лучшая судьба улыбнется, и не будут голодать, как мы, да на работе ломаться за гроши. Едем за лучшей долей, а уж как судьба распорядится, один бог знает. В деревне и городе жизнь стала разная. Здесь Анна замучилась, со слезами белый, лесной мох с мукой мешать и пироги печь, это дело? Раньше, хоть дровишек продать можно было, сколь раз они выручали? И лес всегда помогал выжить, а теперь всё запрещено. Скоро и сам уедешь из деревни. Из трехсот домов, сколько осталось? Сто, а может и меньше! Город всех зовёт, чтобы выжить, погубили деревню, как специально. Ваш вождь к чему призывает? Пролетарии всех стран соединяйтесь! Нету крестьянам места в России, ну вот мы и стали пролетариями. А не понимают, что тем и сильна была Расея – матушка, что крестьяне хорошо жили и всех кормили. То, что творится сейчас при народной власти, при господах не было.