Вологжанка
Шрифт:
Анна заплакала, помолчала, потом ответила:
– Ну что же, надо поехать из-за детей. Здесь жизни нет, совсем мы оголодали. Хочется, чтобы их судьбы лучше сложились на новом месте. В колхозе мы как проклятые работаем, а толку нет, всё план повышают, страну кормить надо, а мы кто тогда?
Николай обнял её.
– Лапушка моя, авось не пропадём. Дети старшие уже подросли, как-нибудь устроимся. Директор школы хотел давно купить корову, вот ему и продам, договорюсь с Федорёнком, и ему лошадь с телегой тоже предложу, попрошу
Анна вздохнула и сказала:
– Уйдём из деревни, силы ещё остались, а будущее покажет, правильно ли мы сделали. Никто не знает где лучше, но тут от голода погибать не хочется. Я завтра пойду тоже за паспортом, скажу, что на работу устраиваться поваром в соседнее большое село Воробьево. Надеюсь, твой брат не подведет и выдаст мне документ. Скажу, что на месяц пойду наниматься на работу. На том и порешим.
Анюта получила паспорт, но на работу не пошла, объяснив это тем, что заболела. Они начались готовиться к отъезду.
Дети обрадовались, оживились, не могли дождаться, когда же поплывут на пароходе, а железную дорогу видели в школе на картинке и мечтали о поезде. Только и говорили о предстоящем переезде. Старшая Александра, которой уже было семнадцать лет, особенно была довольна и планировала устроиться на работу в новом городе. Василию хмурился, как взрослый и говорил, подражая им:
– Чему радуетесь? Неизвестно что нас ждёт ещё на новом месте.
Шустрая Райка была счастлива совершенно. Она так любила перемены в жизни и возразила брату:
– В школу другую пойдём с городскими детьми, что мы тут узнаем? А там столько интересного будет, я уверена. Школьные книжки дадут на каждого и с картинками! Может и сумка будет у меня красивая, а то хожу с холщовой
Ольга с Надеждой держали младших на руках Валю и Вову, слушали их перепалку, но в разговоры не встревали.
Прибежала Божатка, запричитала:
– Как же вы дом хороший оставите, сам же строил! Здесь хоть и голодно, но всё знакомо
– Ничего, – ответила Анна, – как все, так и мы. Надо попробовать, муж дом заколотит, будет совсем плохо, вернёмся.
Стали собираться. Федорёнок ругался, что его обманули, и теперь жди неприятностей из-за их паспортов, но помочь брату согласился, повторяя при этом:
– А что если меня из-за вас посадят в тюрьму? Мне тоже уезжать? Вернёшься ещё в родную деревню! Попомнишь моё слово. Разбегаются, как тараканы. А работать, кто будет? С вами социализм не построить, трудностей испугались, всей стране не просто. Надо было точно тебя раскулачить!
Николай не вступал с ним в перепалку, думая про себя:
«Вот ты зад оторви от стула, да и работай и строй свой социализм, а то всё в разъезде или агитацию в клубе проводить, знаю я, тебя хлебом не корми, дай языком помолоть»!
Фёдор ещё больше
– А что люди скажут? Брату и его жене паспорт выдал, и тот уехал в город. Сейчас меня за глотку возьмут! Это вы, несознательные элементы рушите деревню, и тормозите наш путь в светлую эру коммунизма!
Николаю надоело слушать, и он сказал:
– Хорош агитацию разводить, ты что забыл? Не на собрании! Поехали вместе, я не против. Федорёнок вспомнил, что и правда, слушателей нет. Он «угас» и хмуро сказал
– Ладно, предупреди, как будете выезжать заранее, а то меня могут в район вызвать и напиши, как устроишься.
Анна пошла к соседке Катерине.
– Как здоровье? – Спросила она, – скоро тебе рожать-то?
– Слава богу, хорошо! Думаю, может месяца через два. – С радостной улыбкой ответила ещё довольно молодая, миловидная женщина
– Уверена, будет сын! Вот счастье – то! А то уж думала так и буду свою вдовью долю горькую и дальше тянуть. Я у Фёдора жёны не отбираю, знаю как тяжело одной, детей – то у неё нет, а мне ребёночек только и нужен.
Аня улыбнулась и погладила её по плечу:
– Правильно, узнаешь счастье материнства, нечего одной куковать! Дети хоть и тяжело достаются, но это радость и смысл жизни. Мужиков-то в деревне почти не осталось, война гражданская здорово подкосила, а от Федорёнка не убудет. Ты пойди, можешь взять у нас в доме что-нибудь для своего хозяйства. Колыбелька у нас хорошая осталась. Я своё отражала, уезжать мы собрались в Рикасиху, здесь наших детей не поднимем, голод замучил.
– Не боитесь переезжать? Ну да с твоим Николаем, ты словно за каменной стеной. Повезло тебе с мужем, работящий он, серьёзный, не пьёт и не курит. Бог вам в помощь! – Сказала соседка.
– Ты за домом присматривай, хорошо? Кто знает, как распорядится судьба? Будет совсем плохо, вернёмся в это колхозное рабство, куда же деваться? Александра, старшая, начала невеститься, лучше уж в городе пусть жениха ищет, может её доля лучше будет? – Грустно произнесла Анна.
– Может ты и права! Сколько годов я жила одна? В деревне туго с мужиками, не дай бог пропустишь свою пору или овдовеешь как я, то и всё, одиночество задушит. А в городе бы я жила, так давно бы себе и мужа нашла, и детей кучу родила. Ну, счастливо вам, зайду позже.
Солнце обогрело теплом, лес манил, предлагал грибы ягоды, но и появившаяся мошкара одолевала нещадно. Старшая Александра предложила:
– Райка, Вася, а пойдём ка в лес! Я полянку в прошлый раз приметила, земляники наберём, а мы с матерью пирогов испечём, да грибов поищем, можно посушить и в дорогу взять.
Любила Шура лес, в свободное от крестьянской работы время, часто уходила по ягоды. Первая певунья на вечеринках, не любила она работать в огороде, не ухаживать за животными. В такой большой семье работать приходилось, как взрослой. Она всё повторяла: