«Волос ангела»
Шрифт:
– Не беспокойся понапрасну. В «Нерыдай» тоже с цыганкой пойдешь, она его хорошо знает. Сюда больше не ходи, да и я не буду. Глуп Татарин, наворочал бы делов.
– Буфетчик, что ли?
– Он. Предупреждал ведь дурака… Берешься сделать?
Яшка Пан с пренебрежением отметил про себя, что Антоний старательно избегает слова «убить», даже на жаргоне. Чистоплюй! Все бы ему чужими руками. Как же – специалист по храмам, а ведь тоже не одну душу сгубил, если не сам, то с помощью других. Посмотрим…
– Не зря же ехал… – Пан опрокинул
– Волнуешься? – криво усмехнулся Антоний. – Хочу кое с кем поделиться по-христиански: мне грешная земля, а им Царствие Небесное. Есть такие умники, которым самое время пришло ближе к Богу отправиться.
– Я не о том. – Пан легонько выбил пальцами дробь по крышке стола. Потом потер их интернациональным жестом. – Копейку когда? Учти, Антоний, мне желательно в твердой валюте. Я так понимаю, что из здешних деловых ты никого на это подписать не желаешь, уголовки опасаешься – ну как лягаши след возьмут, так? Потому и цена должна быть соответственная. Я что – сделал и в сторону, но цена чужой головы и с моей головой связана. Не скупись, приятель, а то не сговоримся!
– Сговоримся! – пообещал Антоний. – Если желаешь в твердой валюте, будет тебе в твердой.
Он достал из кармана брюк замшевый мешочек, высыпал на стол горку золотых монет царской чеканки. Заметив, как жадно заблестели глаза Пана, усмехнулся про себя: ну, Псих, заказывай себе панихиду! Да и другим тоже, видно, пора. Может, пока Пан здесь, решить все разом? И с офицером, и с его полюбовницей цыганкой, и с Банкиром. Да и Юрий Сергеевич тоже, наверное, ему будет больше ни к чему. Тем более – не ровен час случится что – если за остальных отплюешься, то за этого чекисты могут и к стенке поставить, а так – не было ничего.
Антоний начал отсчитывать монеты, двигая их по столу к Пану и приговаривая:
– Это задаток… Задаток…
– Правы купчишки – золото всему голова! – ответил ему непонятной фразой Яшка Пан, по паспорту Иван Маринович Браилов, одесский мещанин.
Федор повертел в руках небольшой прямоугольничек тонкой бумаги со сложной системой водяных знаков. В верхней части листка в полукруглой рамке – изображение молодой женщины в античной одежде, поднимающей изможденного, слабого юношу, выполненное в мягких светло-коричневых тонах. Ниже крупным типографским шрифтом напечатано: «Выигрышный билет. Цена десять рублей. Главный выигрыш двести миллиардов рублей».
– Что это?
– Выигрышный билет. Цена в новых деньгах, а выигрыш еще в старых указан. Выручка идет в пользу пострадавших от голода. Берешь? – Козлов протянул список. – Распространяем среди работников МУРа.
– Беру… – Греков полез за кошельком.
– Ну, чего нового? – получив деньги, поинтересовался Козлов. – Нашел извозчика?
– Ищем.
– Тянете, Федор, а время быстро бежит.
– Эх, Коля! Сколько их в Москве,
– Быстрее надо, быстрее… – взяв Федора под руку, Николай повел его по длинному коридору МУРа. – Слушай, а цыган твой, он не того, не заливает?
– Нет, я Психа установил.
– Молодец! – хлопнул его по спине оживившийся Козлов. – Где он?
– Бегает… – уныло сказал Федор.
– Та-а-к… И кто этот припадочный?
– Комаров Николай Тихонович, 1895 года рождения, до революции привлекался к суду за кражи, в восемнадцатом году вновь осудили, да потом выпустили. Пообещал проявлять сознательность и порвать с уголовным прошлым.
– Обманул, значит… Зайдем-ка ко мне. – Козлов распахнул дверь своего кабинета. Сидевший с ним вместе в одной комнате Жуков, подняв голову, склоненную над бумагами, приветливо кивнул Федору.
– Присаживайся! – Козлов сел на стул, подвинул другой Грекову. – Саша, – обратился он к Жукову, – пока мы с тобой старых специалистов – клюквенников, обворовывавших церкви, ищем, Федор Психа установил.
– Интересно… – отложил бумаги Жуков. – А почему Псих?
– Актер неплохой, – улыбнулся Федор. – Падучую болезнь, эпилепсию, ловко умеет изображать. Говорят, очень натурально у него получается. Ну а народ наш жалостливый, когда поймают – не бьют: припадочный, что с него взять.
– Вот так, а сам, значит, здоров?
– Здоровехонек. Обмылок прятал во рту, чтобы пена была. Я один адресок выяснил, где он может бывать, думаю, наблюдение организуем. Район, правда, тяжелый – Дубровки, частные дома, заросли.
– Да, надо за ним приглядеть. На остальных выведет, но брать будем только с поличным, когда золото понесет. Серебряника нашел?
– Определился кое-какой круг – человек пять-шесть.
– Неужели их еще так много?
– Много не много, а кое-кто остался. Женщина мне, Коля, покоя не дает. Кто она, откуда? Приказчик показал, что Псих вместе с ней приходил в магазин Кудина.
– Точно! И в случае на Стромынке – женщина! – пристукнул по столу ладонью Жуков. – А данных о ней никаких.
– Наблюдение мы за магазином Кудина выставили, – сообщил Козлов, – если придут, то приказчик должен знак подать.
– Обманет, – бросил Федор. – Засаду надо сделать.
– Не думаю. Он и так плакал – хозяин, говорит, бесом опутал. Но Кудин сейчас у нас, задержан. М-да, засада, конечно, вернее, это ты прав, но если преступники в магазине чужих увидят, могут уйти. Потому решили от засады пока отказаться. А женщину приказчик описывает так: молодая, волосы темные, красивая, голос приятный.
– Голос – примета хорошая, – засмеялся Жуков.
– Погоди, будут и у нас специалисты, по приметам портреты рисовать начнут: криминалистика вперед идет, придумают люди разные мудрые штуки, такие, что преступнику деться некуда будет, – убежденно сказал Греков.