Волшебная ферма попаданки, или завещание с подвохом
Шрифт:
Так, подведём итоги, — саркастично проскрипел мой внутренний голос. — Я в пещере. У дракона. Буквально, в его берлоге. Это можно считать повышением по службе? Или это похищение с элементами повышенного комфорта? И где моя верная кочерга? Я без кочерги чувствую себя голой и беззащитной.
— Проснулась?
Его голос. Низкий, рокочущий, он, казалось, родился из самого камня этой пещеры. Кейден сидел у огня, спиной ко мне. Но я знала, что он почувствовал,
Я попыталась сесть. Тело отозвалось такой острой болью, что я застонала. — Лежи, — сказал он, не оборачиваясь. — Ты приняла в себя столько силы, сколько не выдержал бы и десяток магов. Твоё тело на грани разрыва. Тебе нужен покой.
— Что… что случилось? — прохрипела я. — Где мы?
— Далеко от Топей. В одной из моих… укромных нор, — он повернул голову, и я встретилась с его золотым взглядом. — Я унёс вас. Мориен… он не стал нас преследовать.
— Мы проиграли, — это был не вопрос. Это была констатация факта. — Мы не достали цветок. Зорька…
Он отвёл взгляд. И в этом молчании была вся горечь нашего поражения. Мы сбежали, но оставили нашу корову умирать.
Я лежала, и меня накрывала волна отчаяния. Всё было зря. Весь этот ужас, вся эта боль. И тут в памяти всплыло последнее воспоминание. Его голос, хриплый, отчаянный, у меня над ухом: «Держись, любовь моя».
Любовь моя.
Щёки вспыхнули. Я надеялась, что в полумраке пещеры этого не видно. Нужно было прояснить. Немедленно. Потому что эта фраза была страшнее любого монстра.
— Кейден, — позвала я. — Мне… мне показалось, или когда вы уносили меня с поля боя, вы назвали меня как-то… не совсем «человечкой»?
Он замер. Напрягся всем телом. Я видела, как заходили желваки на его скулах. Он долго молчал. Я уже думала, что он сделает вид, что не расслышал. Но он ответил.
— Тебе не показалось.
И всё. И снова тишина. Густая, звенящая.
— И… что это значит? — выдавила я из себя, чувствуя себя полной идиоткой.
Он медленно встал и подошёл ко мне. Сел на пол рядом с моим меховым ложем. Огромный, могущественный, и такой уязвимый в этот момент.
— Это значит, Элара, — сказал он, глядя мне прямо в глаза, и в его голосе больше не было ни капли металла, только боль, — что я — старый, уставший дурак, который наступил на те же грабли, на которые наступал тысячу лет назад.
Он протянул руку и осторожно коснулся пряди моих волос. — Я веками строил вокруг себя стены. Я убеждал себя, что долг — это всё, что у меня есть. Что привязанность — это слабость, которая ведёт к гибели. Я смотрел, как мир вокруг меня превращается в пыль, и считал своё одиночество платой за силу. А потом… — он усмехнулся, — …появилась ты. Упрямый, несносный, язвительный сорняк. Ты не боялась меня. Ты спорила со мной. Ты учила меня резать капусту. Ты… заставила меня снова почувствовать себя живым.
Я слушала, боясь дышать.
— А там, на том болоте, когда я
Слёзы текли по моим щекам. Я не пыталась их остановить.
— То, что я чувствую к тебе, Элара, — это проклятье. Моё личное проклятье. Оно пугает меня больше, чем любой враг. Потому что я знаю, чем это заканчивается. Я уже сжигал всё, что любил, своей неумелой, разрушительной заботой.
— Это неправда, — прошептала я. — Тогда вы были одни. А теперь… теперь вы не один.
— Да, — кивнул он. — Теперь у меня есть ты. И это ещё страшнее.
Я приподнялась на локте, превозмогая боль. — Я тоже боюсь, Кейден. Боюсь до смерти. Я потеряла один мир. Я не хочу терять и этот. И я не хочу терять вас. Но, кажется, бояться вместе уже не так страшно.
Он смотрел на меня, и в его глазах отражалось пламя нашего огня и ещё что-то — неверие, надежда, отчаяние. А потом он наклонился и поцеловал меня.
На этот раз это был не отчаянный поцелуй на грани смерти. И не нежный, почти целомудренный, как у очага. Это был поцелуй-признание. Глубокий, медленный, полный горечи и нежности. Поцелуй, который говорил: «Я знаю, что это безумие. Я знаю, что это опасно. Но я больше не могу и не хочу бороться».
Когда он отстранился, мы оба тяжело дышали. Все маски были сброшены. Все стены рухнули.
Но реальность тут же напомнила о себе. — Мы принесли цветок? — раздался сонный голосок Элины. Она проснулась и смотрела на нас своими чистыми, невинными глазами. — Мы спасём Зорьку?
И горечь нашего поражения снова вернулась. — Нет, милая, — сказала я, и моё сердце сжалось. — Мы не успели. Цветок… его забрал плохой человек.
Элина заплакала. Тихо, безутешно. И её слёзы были для меня хуже любого яда.
Мы проиграли. Мы спаслись, но проиграли.
Я посмотрела на Кейдена. Он тоже смотрел на плачущую Элину, и на его лице была мука.
— Что нам теперь делать? — спросила я. — Мы не можем вернуться за цветком. Мориен будет ждать.
— Нет, — согласился он. — Туда нам дороги нет.
Он замолчал, о чём-то напряжённо думая. А потом его взгляд прояснился. — Мы не можем вылечить симптом, — сказал он медленно. — Значит, нужно лечить источник болезни.
— Что вы имеете в виду? — не поняла я.
— Мы не можем спасти Зорьку, принеся ей лекарство. Но, возможно, мы спасём её, если исцелим саму землю, на которой она живёт. Если мы проведём ритуал с маяками, как и планировали. Если мы очистим нашу долину, это ослабит хворь. Это долгий путь. И ненадёжный. Но это наш единственный шанс.