Волшебная нить

Тартынская Ольга

Вошла Марфа со свечой и кувшином молока, накрытым горбушкой хлеба.

– Поешь да спать, - сказала она, ставя все на стол. И добавила, смешно фыркнув: - Вырядилась мужиком, даже Гришка не польстился. А ить у него целый гарем из девок, как у турецкого салтана. И никого не забижает...

Катя смотрела на нее и не знала, плакать ей или смеяться.

29.

Шел пятый день, а поиски до сих пор не увенчались успехом. Марья Алексеевна осунулась, похудела, от бессонных ночей под глазами ее пролегли синие тени. Сергей Львович уговаривал бедняжку остаться у него,

поспать, постараться взять себя в руки, но она вдруг вообразила, что Катя вернулась домой, и просила дать ей экипаж.

– Мы пошлем человека узнать, - уговаривал предводитель, сам не спавший эти ночи и едва державшийся на ногах.

Все эти беспокойные дни он не вылезал из седла, возглавив поиски в лесу. Тихона отправил в Петербург: вдруг Левушка объявится там. Если бы знать наверное, что это не побег. Приходилось вести действия на два фронта: искать в лесу и выяснять, куда могли бежать дети. Если все же это побег...

В последнее время Бронский склонялся к тому, что исчезновение детей - дело рук Гришки и его шайки. Все шло к тому. Свидевшись с полицмейстером, предводитель настоял, чтобы вызвали солдат. Надобно искать лагерь разбойников. Где-то ведь они отсиживаются в опасные для них моменты, прячут награбленное барахло, отдыхают, зализывают раны. Где-то кормятся и спят.

Предводитель настаивал, чтобы прочесали лес и в соседних уездах. Нелегко было согласовать действия с властями этих уездов. Их не трогали покуда, они и не чесались. Пока гром не грянет, мужик не перекрестится. Только потом поздно будет...

Очень помог Давыдов Игнатий Ильич. Влияние его в губернии было весьма существенно. Давыдов не пожалел ни времени, ни сил, ни денег. Солдат пообещали прислать. Все остальные средства были использованы, дети как в воду канули. Но не бывает так! Человек не иголка в стоге сена. Если живы (при этой мысли Сергей Львович чувствовал сильнейшую боль в сердце), если живы, обязательно найдутся...

Разумеется, этих соображений он не приводил несчастной матери. Она и без того обезумела, винила себя во всем. На бедняжку больно было смотреть, так жалка она была. Теперь Марья Алексеевна рвалась домой, вбив себе в голову, что Катя вернулась. Да если б она и впрямь вернулась, из имения тотчас же прислали бы гонца известить об этом.

Марья Алексеевна не слушала доводов, смотрела глазами, полными слез и мольбы, отказать не было сил. И хоть тревожно было Сергею Львовичу и вовсе не хотелось отпускать Машу, он вынужден был дать ей экипаж. Поехал бы с ней, да ему донесли, что на мельнице кто-то есть, надобно проверить немедленно.

Марья Алексеевна поехала. Она не сказала Сереже, что было еще одно соображение, погнавшее ее из дома Бронских. Ее отправили в английской коляске на хороших лошадях. Бедняжка надеялась, что по дороге домой на нее нападут разбойники, соблазнившись богатым экипажем. Тогда она, верно, узнает, у них ли дочь, жива ли ее девочка...

– Она жива, она жива, - бормотала в дороге и всхлипывала несчастная мать.

Кучер Бронских то и дело оглядывался назад. Он дивился и приказанию барыни не гнать, ехать медленнее. Впрочем,

если он, забывшись, и подстегивал лошадей, барыня не замечала этого, погруженная в свои горестные мысли.

Вопреки ожиданиям, как это часто водится, они благополучно добрались до дому. Дворня выбежала встречать. Еще издали кричали:

– Барин пропал, сгинул с лошадьми и повозкой!

Коляска остановилась, Марья Алексеевна поспешно выбралась на землю.

– А Катя? Катя вернулась?- спросила она, и тотчас по лицу Насти все поняла.

– Не вернулась, - вздохнула Настя.
– Мы уж было думали, вы везете ее...

Марья Алексеевна заплакала, но тотчас взяла себя в руки. Велела:

– Кучера накормите, лошадям дайте, что нужно...

Она собралась уж идти в дом, да что-то ноги не несли...

– Барыня, слышь, - негромко позвал ее кучер, и не думавший слезать с козел.

Марья Алексеевна удивленно взглянула на него.

– Не убивайся так, жива твоя дочь!
– скоро проговорил кучер.

И не успела Марья Алексеевна опомниться, он хлестнул кнутом лошадей, развернул экипаж и погнал что было сил в обратную сторону.

ЧАСТЬ 3. ПУТЬ К СПАСЕНИЮ.

1.

– Глашка, собери сосновых шишек на самовар!

– Соберу, тетенька!

Из летней кухни выскочила веснушчатая девчонка лет двенадцати с жидкой косицей, в домотканном сарафане и с красной лентой на лбу. Она несла узелок, прижимая его к груди. Босые пятки ее замелькали на лесной дороге. Поминутно оглядываясь, девчонка спешила к заброшенным конюшням, которые когда-то принадлежали владельцу сгоревшей усадьбы. Про них давно забыли, и конюшни заросли лопухом и крапивой, потихоньку гнили и разрушались, окруженные глухим лесом. Редко кто забредал сюда, боялись.

Приблизившись к руинам, Глаша прислушалась и осторожно заглянула в дверную щель. В конюшне было тихо. Тогда она вошла внутрь. Сквозь дырявую крышу просачивались солнечные лучи, пахло сеном, а не навозом, было сухо и пыльно. В одном из бывших денников на куче соломы лежал человек. Прямо на земле возле него стояла чеплашка с водой и валялся кусок черствого ржаного хлеба.

– Барин!
– испуганным шепотом позвала Глаша, прижимая к груди узелок.

Человек зашевелился, и тотчас послышался звон тяжелой длинной цепи: несчастный был прикован за ногу к чугунному столбу, зачем-то вкопанному посреди конюшни.

– Ох, - с облегчением вздохнула Глаша.
– Я уж было подумала, что вы умерли! Барин, я поесть вам принесла.

– Как тебя зовут?
– спросил прикованный слабым голосом.

– Глаша, - застенчиво ответила девочка.
– А как мне вас кликать, я все "барин" да "барин"?

– Зови меня Лев Сергеевич. Глаша, это ты перевязала мне рану?

– Да уж не обидчики ваши! Меня бабушка Устинья, покойница, научила из разных травок мази составлять, бальзамы да настои.

Глаша развернула узелок, разложила на чистой тряпочке принесенную снедь.