Волшебная шубейка
Шрифт:
— Хочешь выйти во двор и посмотреть на небо в свой дальновид?
— Хочу, — тихо проговорил я. Так тихо, что тётушка Мальвинка жалостливо предложила:
— Может, тебе лучше дома в него посмотреть? Как бы не простыл ты… Да и… в комнате вид у этой машины такой элегантный.
— Сидя в комнате, звёзд не увидишь, — рассмеялся учитель. — А в такой богатой шубе, как у нашего Гергё, никакой мороз не страшен. Где она, твоя шубейка, Гергё?
Если бы не учитель, сам я о ней и за сто дальновидов не вспомнил бы. И меня бросило сначала в жар, а затем в
Пока я возился с шубейкой — она никак не хотела, строптивая, налезать на меня, — в сенцах послышалось шарканье ещё чьих-то ног.
— Я уже и твоей матушке дал знать, — улыбнувшись, сказал наставник, — чтобы и она пришла сюда, успеху твоему порадоваться.
Всё правильно: наставник дал знать моей матушке, та — дядюшке Дюри. К дяде Месси по дороге прицепился старый Барон. Одним словом, в небольшом домике тёти Мальвинки ещё никогда не случалось такого столпотворения. Сапожник Цёткень, завидев многолюдье, тоже заглянул по-соседски, как был, в одной рубашке, в рабочем фартуке.
Когда всё это великое множество народу оказалось в сборе, господин учитель выстроил нас в шеренгу возле дальновида, уставившегося своим круглым глазом в звёздное небо. Учитель объяснил, как с прибором обращаться, а затем, ещё раз заглянув в дальновид, снял с головы шляпу.
— Луну так хорошо видно, что можно с нею за руку здороваться. Ну, кто хочет заглянуть в него первым?
— Цёткень самый старый. Он раньше нас всех в рай угодит, пусть он и смотрит, — выразил своё мнение цыган.
А сапожник топтался возле устройства, позволяющего заглянуть на небеса, и дрожал как осиновый листок.
— Вы замёрзли, мастер? — сказал ему господин учитель.
Но я-то знал, что сапожный доктор дрожит оттого, что думает: сейчас он увидит на самой яркой звезде своего сыночка Габри.
Цёткень так долго смотрел в телескоп, что волнение его понемногу улеглось, и он, слегка разочарованный, сказал:
— Сколько там золотых гвоздочков для подковок!
Вторым знакомился с небесным сводом Дюри Месси. Его мнение было таким:
— М-да-а, Подайка. придётся нам с тобой порядком пошагать, чтобы всё это алмазное поле обойти, когда мы с тобой там, наверху, сторожить начнём!
Цыган Барон недолго вглядывался в небесные дали. Поспешно отпрянув от телескопа, он заявил, перестав даже шепелявить на цыганский манер:
— Давай мне поросёнка, а то я в эту чёртову трубу смотреть не согласен! Глаза выгорят, если на звезду медвежью долго глядеть. Так и печёт, хоть сало на ней жарь!
Зато тётушка Мальвинка никак не могла налюбоваться небесными звёздочками. Весь вечер она только и повторяла:
— Вот не знала, что всё небушко расшито такими перламутровыми пуговками. Очень даже элегантно.
А
— Если бы моя Бурёнка столько молока давала мне, сколько на этом Млечном Пути понапрасну расплескали, я бы своего сыночка давно в шелка да бархаты нарядила вместо его дрянного полушубка.
А «дрянной полушубок» вдруг сделался мне таким тесным, что, пока до меня черёд дошёл в дальновид смотреть, я уже ни жив ни мёртв был. И нужно ли тут удивляться, что я ничего в него так и не разглядел!
— Красиво, Гергё?
— Красиво, — промолвил я, крутя винт наводки на резкость. Увы, ничего, кроме беззвёздной мглы, я не видел.
— Наведи дальновид на Луну, — велел мне господин учитель.
Я робко дотронулся до трубы рукой. Она была холоднее льда и всё же жгла как огонь.
— Ну, как теперь? Видишь на поверхности луны моря, каналы, горы?
Но перед моим взором по-прежнему простиралось только чёрное море беспросветной, беззвёздной тьмы. Сердце моё задрожало: значит, недостоин я видеть ни луны, ни звёзд. И лишь через силу я выдавил из себя:
— Ви-и-и-жу.
Господин наставник мягко отодвинул меня от телескопа.
— Ладно, оставь немного и на завтра. Теперь он ведь твой! Можешь забавляться когда вздумается. А сейчас марш в тёплую постель! Видишь, зубом на зуб не попадаешь. Мы тут пока сами полюбуемся небом через твой дальновид.
Я послушно отправился в дом, в душе довольный, что дальновид остаётся на улице и мне не придётся ночевать с ним под одной крышей. Но во сне он всё же явился ко мне. Угрожающе вытянул свою длинную трубу, а ноги изогнул цифрой «четыре» и ну отплясывать на мне чардаш!
МЕНЯ УТАЩИЛ ЛИХОДЕЙ
Первое, что я увидел, проснувшись на другой день утром, был дальновид. Тётя Мальвинка поставила его у моего изголовья, чтобы утром он сразу же попал мне на глаза. Бедняжка думала, что для меня теперь нет ничего милее на свете.
Зимнее солнце уже смотрело в окно, и его лучи заглядывали прямо в телескоп, отчего его выпуклый глаз светился и горел как живой.
— Ну, как, обманщик Гергё, жалкий лгунишка, что будешь ты теперь делать? — сверлил он меня своим взглядом.
— Что? Ничего особенного, просто отнесу тебя Посошку, — смело ответил я на его укоряющий взор.
Стеклянный глаз дальновида посмотрел на меня приветливее, словно одобряя моё решение.
— Давай, парень, вот это доброе будет дело.
И он заиграл всеми цветами радуги, и всё вокруг стало таким радостным и весёлым.
Шубейку мне и надевать не пришлось, она буквально сама взлетела мне на плечи, мягкая, как ласковое объятие.