Волшебница на грани

Петровичева Лариса

Некоторое время мы отдавали должное креветкам в мундирах из бекона, а потом я поинтересовалась:

— Вы не выглядите больным, Гектор. Зачем вам врач, ну-ка, признавайтесь!

Эбернати снисходительно улыбнулся.

— Мое лицо, дорогая Милли. Некоторое время назад у нас в отделении был взрыв, и мне повредило левую сторону лица. Какая-то дрянь принесла шариковую бомбу, не понравилась ей возможность налоговой проверки.

Я пристально посмотрела на Эбернати, не нашла ни малейшего следа от ран и заметила:

— Надо же,

а я была уверена, что у вас вполне мирная профессия. А тут бомбы, взрывы, прямо война! Ну теперь-то, как я вижу, с вами все в порядке?

— Да, — улыбнулся Эбернати. — Доктор Кравен творит просто чудеса со своим скальпелем, — он отвел взгляд и чуть ли не смущенно признался: — А ведь я уже успел поверить, что так и останусь уродом.

— Невероятно! — обрадовалась я. — Гектор, вы просто обязаны познакомить меня с вашим доктором Кравеном.

Эбернати скользнул по мне одновременно удивленным и раздевающим взглядом, словно хотел понять, в каком именно месте мне понадобилась помощь пластического хирурга. Я кокетливо улыбнулась.

— Право же, я не понимаю, зачем он вам, — сказал Эбернати.

— Никому не скажете? — спросила я заговорщицким шепотом. Эбернати прищурился.

— Ни единой живой душе.

— У меня некрасивое родимое пятно, — сообщила я. — На самом интересном месте. Давно хочу свести его, но все никак не найду, в чьи руки отдаться в этом смысле.

Теперь во взгляде Эбернати плавали два кусочка тающего масла. Он явно пытался понять, где именно расположено это пятно. Я одарила его снисходительной улыбкой.

— Договорились, я вас познакомлю, — согласился он. — Но обещайте, что дадите сравнить, как было до, и как стало после!

— Вы наглец, Гектор! — рассмеялась я. — Но продолжайте! Я посмотрю на ваше поведение и решу.

Глава 4

Домой мы с Генрихом вернулись по очереди: я позже, он раньше. Эбернати так и рвался меня проводить, чтобы остаться на чашечку кофе и потом, как и водится, все-таки рассмотреть мое родимое пятно во всех деталях, но я лишь в очередной раз стукнула его веером и прыгнула в экипаж.

— Везунчик ты, Гектор, — услышала я голос одного из гостей, который тем временем тоже проводил свою даму. Ответ Эбернати рассыпался невнятным шумом — экипаж покатил к воротам, и я уже не смогла разобрать слов.

Когда я вошла в гостиную, то увидела, что Генрих сидит на диване, устало вытянув ноги и держа в руке стакан — надо же, с молоком! Я почти рухнула в кресло напротив и призналась:

— Никогда бы не подумала, что ты пьешь молоко.

— Будешь смеяться, но я к нему привык за четыре года в клетке, — признался Генрих и сделал глоток. Его аккуратные усы побелели по краю. — Мои тюремщики в каком-то смысле обо мне заботились. Говорили, что в нем много витаминов, и надо пить.

— Как твой разговор с дядюшкой Бринном? — поинтересовалась я.

— Ну, — улыбнулся Генрих. — Теперь

я не работаю с олеумом. Дядюшка устроил меня начальником отдела по связям с общественностью в своем банке. Видишь, как Виктору Готти повезло с родственниками!

— Поздравляю! Великое это дело, богатая и добрая родня, — с искренней радостью сказала я и тотчас же задумчиво спросила: — А что надо будет делать?

Генрих рассмеялся. Он нравился мне таким: спокойным, умиротворенным, расслабленным. Я вдруг подумала, что по моему лицу понятно, что мне нравится смотреть на Генриха — что, если он это увидит и поймет?

Допустим, поймет. Ну и что? Мы тут с ним не для того, чтобы крутить романы и играть в отношения.

Я слишком долго и старательно собирала себя по частям, чтобы все снова разлетелось на осколки.

— Заказные статьи в прессе, — ответил он. — Просветительские лекции. Многие не хотят нести деньги в банк, боятся, что он возьмет и лопнет. И все прочее в том же духе. Знаешь, что здесь самое главное?

— Доступ к именам и счетам на них, — сказала я, и Генрих в очередной раз посмотрел на меня с искренним уважением.

— Ты просто умница, — похвалил он. — Знаешь, сегодня я наблюдал за тобой и даже удивился, как можно настолько хорошо играть пустышку.

— Это было до того, как я пролила вино на Эбернати или после? — уточнила я. Генрих пожал плечами.

— А, так ты и вино пролила? — улыбнулся он. Я кивнула.

— Было дело. Он очень настойчиво хотел посмотреть на родимое пятно у меня с тыла и уже зазывал меня посмотреть какие-то ковры в малой гостиной. Надо было его остановить.

Генрих вопросительно поднял левую бровь.

— Даже узнавать не хочу, как вы до этого дошли. Ты прекрасно вошла в роль, Милли.

Он сказал это таким тоном, что пришла моя пора играть бровями. В его голосе отчетливо прозвучала… ревность?

Нет, ну это невозможно! Это даже нелепо. Генриху просто не к кому ревновать… да и вообще, зачем ему ревновать? Мы просто партнеры по опасному приключению, потому что…

Я окончательно растерялась.

— Зато я узнала, что в Лакмере практикует некий доктор Кравен, пластический хирург, — сообщила я, решив поскорее сменить тему. — Этому Эбернати он восстановил лицо после взрыва, причем так, что ни малейшего следа не осталось. И завтра я пойду с ним знакомиться.

Взгляд Генриха снова изменился: теперь в нем пульсировало нетерпение и злость.

— Думаешь, это Ланге? — спросил он. Я пожала плечами.

— Ланге хирург. Который для забавы сшивал веки своим жертвам. Просто ради практики, — сказала я. — Да, это может быть он. Конечно, мы можем проверять ветеринаров, но лучше все-таки начать с человеческих докторов.

— Боюсь даже спрашивать, зачем тебе к нему, — усмешка Генриха сделалась нервной и кривой.

— Говорю же, родимое пятно в тылу. Это единственное, что можно предъявить пластическому хирургу.