Волшебница Вихря
Шрифт:
— Тебе можно, — тихо сказал он, — делать всё, что угодно. Это я обещал сдерживаться, ты мне никаких обещаний не давала.
— Тебе тоже можно всё, — прошептала я. — Ведь я — твоя.
Слова были приятны на вкус, но его губы оказались куда слаще. Поцелуй застал меня врасплох, однако не смутил, как прежде. Мне хотелось большего и как можно скорее. Теперь-то я была рада, что не влезла в сорочку.
Я схватилась за широкие мужские плечи, и Влас обнял меня за пояс, подминая под себя.
— Раскрой губы. Я чувствую, ты хочешь этого.
— Хочу, — отозвалась я, задыхаясь. — Я не знаю, как…
— Знаешь, любимая.
Я почувствовала влажное прикосновение его языка и вздрогнула, когда мужчина сжал мою грудь. Уже через несколько мгновений дыхания наши сплелись, и было легко и замечательно узнать настоящий глубокий поцелуй. И вдруг Влас остановился и заглянул мне в глаза с немым вопросом.
— Да! — выдохнула я. — Да, пожалуйста!
Я знала его силу. Я знала его самого. Я длинно выдохнула, подчиняясь наслаждению, и вспомнила…
…Строгий воин передо мной, его ласковые руки, что утешали мои раны. Тот первый поцелуй на корабле, когда призрак явился предупредить нас обоих. Мои мечты, такие жаркие и отчаянные… Танец. Нитки. Обида. Кровь. Тёмная хижина в дожде. Дождь на моих плечах. Белые блины Лун. Зверь. Страх. Разлука. Неумолимо течёт время… Слова. Молчание. Снова мечты, снова отчаяние… Радуга. Чистое небо. Полёт на драконе. Близость… Снова боль, гнев, безысходность. И море, и темнота, и пламя. А потом потери — одна за другой, и — смерть…
— Влас!.. Предки моря… Грозовые кудри… Милостивые боги дождей и ветров… Любимый мой! Прости, прости меня! Как же я сразу не узнала тебя?!
И разрыдалась.
— Веда! — неверным голосом выговорил мужчина. — Солнышко моё замечательное!
О том, чтобы продолжать ласки, пришлось забыть: я ревела взахлёб, а Влас гладил меня по голове, пытаясь утешить. Мне казалось, что он тоже плачет, и едва сдерживается, чтобы не раздавать меня в объятьях, надеясь забрать всю боль себе, и уж тогда меня прорвало кошмарно. Я рассказывала обо всём, что пережила: о ведьме и её магии, о львах, о холодном океане и чайках, обо всех страшных вариантах жизни, что показывала мне колдунья, и о том ужасе, что испытала, когда пришла к могиле прадеда и была супругом убита.
— Я сдалась, Влас, — всхлипывая, выговорила я. — Не справилась. Нарушила клятву, что давала тебе! Меня победил страх.
— Ты не предавала ни меня, ни себя, ни свой дом. Не забудь: дракон забрал твою память, не спрашивая разрешения, но чтобы защитить.
— Я забыла своё имя. В том сне… ты помнишь? Неужели зверь оказался не прав?
— Драконы никогда не лгут. Для них имя не то же самое, что для нас. Думаю, солнечный имел в виду нечто иное. Скорее всего, твою душу или сердце. Чувства. То, что никому никогда не погубить. — Он погладил меня по волосам. — Веда, не терзайся. Ты была отважной в каждой из множества мнимых реальностей, но только ли в храбрости дело? Все мы порой убегаем. Каждому иногда хочется спрятаться от боли, и отнюдь не всегда мы принимаем правильные решения.
— Кстати, об этом! Только представь, что было бы, если бы я вышла к тем людям?!
Влас напрягся, сжимая меня крепче.
— Расскажи о них больше. Это точно были не чайки?
— Точно. Они все были обвешаны какими-то железяками, и выглядели странно — неопрятно, грубо.
— Морские пираты, — сказал Влас, и я снова всхлипнула.
— Ты уверен?
— Да. У них есть особенность навешивать на себя как можно больше металла — чтобы отпугнуть
— Страшно представить, что было бы, попади я к ним на корабль… Меня уберегло чудо! Там ведь были на песке мои следы, и, если бы не дождь… — Я сжала его лицо в ладонях и с жаром воскликнула: — Вот видишь! Это твоя влага спасла меня! Они бы из этого дупла меня точно выковыряли, и разрешения спрашивать не стали!
— Верно, — нахмурился мужчина. — Но давай больше не будем о плохом. Я ведь не рассказал тебе некоторые хорошие новости. Ждал, когда память вернётся, чтобы ты могла радоваться всем сердцем.
— Ой! — улыбнулась я, вытирая щёки и обнимая его за шею. — А что за новости?
Влас впервые по-настоящему радостно и беззаботно улыбнулся.
— Илья нашёл себе невесту — это первое.
— Замечательно! Но где? Неужели в Вихреградье?
— Нет, в замке Огня, и она пока что живёт там. Уверен, у них всё получится. Второе: неподалёку от Вихреградья, в горах, появилась колония Цветочных драконов, и теперь у нас повсюду что-то распускается, даже там, где никогда не цвело. Даже камни на берегу облепили особые лишайники, все усыпанные крошечными разноцветными цветочками.
— И снова замечательно! Значит, цветочные драконы общительные, как Ратха?
— Илья говорит, что да. Некоторые знают наш язык.
Я мечтательно прикрыла глаза, как будто наяву осязая все чудные запахи весны на побережье.
— Есть и третья новость?
— Угу. Самая хорошая для тебя.
И он хитро улыбнулся.
— Что? Не томи, Власушка! Ну!
— Ты стала тётей, Веда. У Элика и Ромашки родился сынок.
Слёзы брызнули из глаз гуще прежнего, и я, смеясь и плача одновременно, принялась целовать супруга в щёки, в нос и в колючки усов.
— Это… Просто не могу слов подобрать… Он здоров?
— Да, с ним всё хорошо. Они счастливы, и очень ждут тебя, чтобы представить маленькому Брану.
Я уткнулась носом ему в шею, но Влас погладил мой затылок, прося поднять голову, и вскоре наши губы встретились. Теперь мы колдовали друг для друга, но без страсти, медленно и тихо. В сплетённых пальцах бился музыкой пульс, и под этот ясный ритм было так легко принадлежать друг другу. Влас не торопился, я не просила поспешить, хотя несколько минут назад готова была съесть его целиком. Я гладила его сильное тело, кончиками пальцев утешала старые и новые шрамы, а он в ответ целовал меня всё глубже, слаще, горячей. И было что-то особенное в чувствах, какая-то неведомая смесь удовольствия, жертвенности и ласки. Словно тропы наши наконец-то накрепко срослись, и больше не могли, не должны были разбежаться в разные стороны потерь или обретений.
Глава 21
Воины дразнили меня «рыбкой-прилипалой» за то, что ни на шаг не отходила от мужа. Даже когда Влас стоял у руля, я порой прижималась к его спине — наверное, мешая, но мужчина не роптал. Мы не могли друг другом надышаться, налюбоваться, насытиться. И уж как сдержаны и строги были Вихри в открытых водах, а всё же улыбались в ответ, когда я желала им «доброго утра», расспрашивала о семьях и пыталась чем-то помочь. Конечно, к парусной работе меня не допускали, да и мыть палубу никто не позволял, но вот зашить рубашку — это да. Я была рада любому труду, а вечерами, нежась в объятьях супруга, слушала его рассказы обо всём, что произошло без меня.