Волшебное наследство

Джонс Диана Уинн

– Ух ты! – проговорила Марианна. – Да ты и вправду ведун!

– Может, все дело в магии леса, – отозвался Мур.

Он отправил веревку с кальсонами на прежнее место, а потом развернул Саламина и осторожно перевел его через плющевую гряду на протянувшийся за ней замшелый проселок. Марианна, хрустя плющом, перебралась следом, и тогда Мур остановился и снял Кларча с седла. Грифончик тут же пришел в полный восторг. Пища и присвистывая, он проворно заковылял к ближайшему изгибу дороги. Похоже, мох подходил для ходьбы на когтистых лапах лучше всего. И для копыт тоже, как вскоре обнаружил Саламин. Конь гарцевал, подтанцовывал и так решительно

рвался за Кларчем, что Мур помчался следом огромными скачками, а Марианна припустила за ними.

Они круто свернули за поворот с Кларчем во главе. Там стояла тележка, пристроенная уже на другом месте у обочины, и старая белая якобы кобыла паслась поблизости. А чуть подальше сидел старичок и удивленно глядел на них поверх сковороды с беконом и грибами. Только он поставил сковородку и с видимым усилием взял себя в руки, как Марианна метнулась вперед и бросилась к нему на шею.

– Дедушка! – кричала она. – Ой, Дед, так ты, значит, все-таки не умер!

Зарылась лицом в потертую куртку старичка и разрыдалась.

Увидев старую единорожиху, Саламин застыл как вкопанный. А та подняла голову от травы и вопросительно поглядела на него. Луч солнца, пробившийся сквозь листву, упал ей на рог, и тот так и вспыхнул сливочным, синим и зеленым перламутром. А может быть, подумалось Муру, это были все те же цвета – синий, белый и зеленый, – что и на плитке в Лесной усадьбе. Саламин чуть ли не на цыпочках, почтительно двинулся к единорожихе и выставил нос. Старая единорожиха изящно коснулась его.

– У него есть толика крови единорога, – сказала она Муру. – Любопытно, как такое могло случиться.

Между тем Кларч крался к сковородке с грибами и беконом, разинув клюв. Мур подумал, что стоит подойти и оттащить его. Однако Марианна так и стояла на коленях в объятиях старичка и, плача, говорила ему всякие слова, явно не предназначенные для посторонних ушей, и Муру было неловко мешать. Однако, пока Мур переминался на месте, старичок вывернулся, высвободил от Марианны одну руку и дал Кларчу крепкого щелбана по клюву.

– Постой, – донеслось до Мура. – Скоро дадим тебе попробовать.

И старичок снова стал внимательно слушать Марианну.

– Ну как, теперь ты разобрался, что такое ведовство? – светским тоном поинтересовалась единорожиха.

– Д-да, наверное, – ответил Мур. – Ирэн это умеет. Марианна все твердит, что и я могу. А что, правда?

– Правда. И дар у тебя посильнее, чем у моего старого Деда, – сообщила единорожиха. – Разве не ты только что отрастил несколько миль плюща?

Прошел уже почти год с тех пор, как Мур был вынужден признать, что он кудесник с девятью жизнями. Это было непросто – зато теперь, пожалуй, было легче признать, что он еще и ведун. Мур улыбнулся, представив себе, что он доверху набит самым разным волшебством, – похоже, нет у него только той разновидности, которой обладает Джо Пинхоу. Впрочем, если вдуматься, становится понятно, что, когда Джо оживлял чучело хорька, без ведовства тоже не обошлось. Как все запутанно!

– Да, я, – кивнул он. – Расскажите, пожалуйста, как мне с этим быть.

– Мы все ждали, что ты спросишь, – произнесла единорожиха. – Если пожелаешь, то сможешь осчастливить тысячи живых душ точно так же, как Ирэн – своего

домового.

– Ой! – оторопел Мур. – А что это за души?

Саламин ткнулся в единорожиху носом и нетерпеливо фыркнул.

– Подожди минутку, у меня с тобой еще будет долгий разговор, – сказала ему единорожиха. – А пока пощипли-ка этой вкусной травки на обочине.

Саламин вопросительно глянул на нее. Единорожиха шагнула к нему и нежно потерлась рогом о его гриву. И тут вся его сбруя исчезла – и седло, и удила, и поводья, все-все, даже уздечки не осталось. На взгляд Мура, так он был гораздо красивее. А Саламин весь встряхнулся от облегчения, а потом нагнул голову и стал рвать зубами пучки травы и мелких душистых цветов.

– Жаль только, мятные драже притупляют вкус, – сухо заметила единорожиха. И обратилась к Муру: – Сбрую я потом верну. А живые души все здесь. Спрятаны. Заключены под замок – насколько я могу судить, безо всякой вины, разве что за то, что пугали людей. Неужели не чувствуешь?

Мур мысленно изучил лес. Там было тихо – чересчур тихо, и тишина была отнюдь не мирная. В лесу царила та же пустота, которую он ощущал, когда скакал на Саламине вдоль реки и на пустоши, и за этой пустотой стояли горе и тоска. То же самое он почувствовал в Домовом лесу, когда встретил мистера Фэрли в первый раз. А что касается этого леса – Мур припомнил, как Крестоманси не без раздражения заметил, как там грустно и одиноко. Однако никакой станины с трупами животных здесь не было и нечему было служить вратами между пустотой и дальним горем.

– Я не понимаю, что мне с этим делать, – сказал Мур единорожихе. И в Домовом лесу он ничего не смог сделать, хотя врата там были.

А что поделать здесь, где все как чистый лист бумаги? – Нельзя же отчистить лес, как Ирэн отчистила плитку.

– Зато можно проделать проход, – тихонько посоветовала единорожиха. – Проложить дорогу между передним планом и задним. Так обычно дороги и делают.

– Попробую…

Мур встал и задумался. Если представить себе все это как театральные декорации, то, наверное, можно устроить так, чтобы пустой лес стал как плотный занавес, за которым скрывается настоящая сцена – дальние голубые дали, – занавес, который сначала задернули, а потом надежно закрепили.

– Отдернуть, как занавес? – спросил он единорожиху.

– Если угодно, – отвечала та.

Беда в том, что занавес был цельный. Никакого разреза или просвета, как в обычных оконных занавесках, когда можно взяться за две половинки и раздвинуть. Мур и представить себе не мог, что он возьмет и разорвет надвое деревья и кусты. Даже если бы у него и получилось, это бы все погубило. Нет. Похоже, выход только один – как-то отыскать край занавеса и там и браться за него.

Мур поискал край. Занавес был длиной в десятки, сотни, тысячи миль. То ли кисея, то ли резина – он все тянулся и тянулся через все графство, через весь материк, через океаны до самого края света. Чтобы подобраться к нему, Муру пришлось и самому все растягиваться и растягиваться, а пружинистый край все выскальзывал из воображаемой хватки. Мур стиснул зубы и растянулся еще сильнее – еще капельку, еще чуть-чуть. И вот пальцы вытянутой левой руки уцепились за тоненький скользкий край занавеса. Мур взялся обеими руками и дернул. Занавес не пошевелился. Кто-то и в самом деле накрепко прибил его нижний край гвоздями. Даже когда единорожиха подошла и ласково положила Муру рог на плечо, Мур смог сдвинуть эту махину всего на дюйм.