Волшебное зеркало
Шрифт:
Друзья его, возьми тут, и с ним выкинули шутку,
Сказав: «Ты, малый, хорошо людей других пугаешь,
Не хочешь ли в гробу побеспокоить ту малютку,
Иль ты лишь с беззащитными людьми в испуг играешь»?
Смеясь, сказал Гэ: «Почему б нет? Это ж не опасно»!
И, к гробу подойдя, сказал: «Эй девка, просыпайся!
Пойдем со мной, я угощу тебя вином, прекрасным.
А после пьянки, обслужить меня уж постарайся».
Друзья Гэ рассмеялись, оценив его браваду,
И
Заметил к ночи Гэ, что получил свою награду,
За ним шла тень, передвигая ноги понемногу.
– «А, это – ты идёшь, – сказал он, – маленькая шлюшка,
Вина хочешь попробовать, и мне потом отдаться?
Ну, что ж, пошли в трактир, какой-нибудь, моя подружка».
И он пошёл туда, наедине что с ней остаться.
Поднялся на второй этаж, вина чтоб выпить с нею,
Кувшин взял и налил две чашки, и они общались,
Шутить стал, шапку снял, обмахивая ею шею,
Никто не видел духа, а над Гэ все потешались.
Узнать хотели все, с кем он так резво веселится,
А он болтал без умолку, всё больше напиваясь.
В конце сказал, из-за стола встав, с лестницы спускаясь,
Оставив шапку на столе: «Мне нужно облегчится».
Слова услышав эти, тень кивнула головою,
Ждать стала, в это время Гэ домой уж направлялся,
А бармен в баре поздно на работе задержался,
Увидев шляпу, взял её и тень вместе с собою.
В ту ночь им маленькое приведенье овладело,
Как только спать ложился, сну устало отдаваясь.
Он бормотал, смеялся, вскрикивая, то и дело,
К рассвету же повесился в бреду, не просыпаясь.
Хозяин же трактира, этот случай обсуждая,
Сказал: «Я думаю, она людей не различала,
Могла лишь шляпу видеть, и её лишь замечала.
Была хорошенькой, как видно, девушка такая».
Духи, претворяющиеся, что говорят по-мандарински
(О чём не говорил Конфуций)
Однажды суперинтендант по транспорту в Хэндоне
Ву Юнь-цун был секретарём Палаты наказаний,
Шёл праздник и, чтоб посмотреть народное гулянье,
Служанка его сына вывезла на фаэтоне.
Во время праздника ребёнок наземь помочился
В одном из мест, безлюдных, на обочине дороги,
И там, когда он писал, не смотрел себе под ноги,
В траве лежащий череп человека рассердился.
Ребёнок вдруг заплакал, плакал, не переставая,
Служанка с ним в тревоге сразу же домой вернулась,
Никто не понимал, что стало с ним, её пытая,
И с этим детским плачем ночь та медленно тянулась,
Но плач затих, и тут раздался
«Какой ужасный мальчик! Ты нанёс мне оскорбленье.
Описал голову мне, накажу за униженье.
Начнёшь ты с этого дня говорить лишь по-пекински».
И вновь раздался плач и до утра так продолжался,
Наутро написал Ву богу города прошенье,
Отнёс в храм, сжёг, и богу сделал жертвоприношенье.
Затем молиться стал, до вечера там оставался.
В письме писал он: «Я владею диалектом юга,
И вся семья оттуда, сын по недоразуменью
Пекинского случайно духа оскорбил в забвенье,
Тот напугал его, и сын мой плачет от испуга.
От всей души прошу вас с глубочайшем к вам почтеньем,
В серьёзном этом деле поскорее разобраться,
И сделать всё, чтоб сына наступило облегченье,
Я ж буду до смерти вам угодить во всё стараться».
И в эту ночь истерики ребёнка прекратились,
Уснул он, как младенец, не произнеся ни слова,
Но на другую ночь плачь, крики вновь возобновились,
Ребенок начал говорить по-мандарински снова:
– «Вы ведь чиновник ранга, низкого, по положенью,
А мы, пекинцы, друг за друга держимся все дружно,
За то, что нанесли вы с сыном брату оскорбленье,
Чтоб искупить вину, вином вам напоить нас нужно».
Была спокойной жена Ву, скандалов не любила
Всегда стремилась добротой размолвки все исправить,
Пошла на рынок духам снеди и вина купила,
Сказав: «От нас вино вам, и прошу вас нас оставить».
Не так легко покончить с той проблемой оказалось,
Когда все духи досыта наелись и напились,
То некотором буйным того мало показалось,
Поэтому они, напившись, враз раздухарились,
Кричать жене все стали, чтобы им вина подали,
Мясное, рыбное и заливное попросили,
Жена им с рынка приносила, они всё съедали.
Буянить начали, уже на визг переходили.
Услышав этот буйный шум, Ву к сыну устремился,
И дал ему пощёчину, угрозы повторяя:
– «Ты что?! С кем говоришь, болван, иль ты совсем забылся?
Речь выбрал императора (1), на ранги не взирая!
Как можешь ты, кретин, на этом языке ругаться,
Себя чиновником или царём воображая?
Я покажу тебе, что здесь не стоит забываться»!
Он сына по щекам лупил, все руки отбивая.
В отчаянье, он вновь составил в храме том прошенье
О том, что духи те же в его сына вновь вселились,
Просил у бога города их дома очищенье,
Так как те только пили, всем мешая, веселились.
В тот вечер в доме Ву семьи хлыста щёлк раздавался,