Волшебные приключения Выдры и кобеля
Шрифт:
Наверное так и приходит сумасшествие.
"Неосознанно. Я просто захотела его коснуться, и все. Это случилось само собой"
— Почему тогда не отступила, когда поняла, что творишь?
Она помолчала некоторое время, потом откликнулась тихо:
"Не смогла. Не смогла остановиться"
Я шумно выдохнула. Спрашивать "а если бы я не вынырнула в реальность, как далеко вы бы зашли" уже просто нет смысла.
"Ты злишься" .
Я вскинула брови, глядя в зеркало. Что я должна на это сказать? Да, я злюсь и имею на это
На кончиках пальцев начало искрить, и это немного привело меня в себя.
— Зачем ты...
"Это не я. Ты все больше пропитываешься моей силой, и она начинает идти за твоими желаниями. Это плохой знак".
Я прикрыла глаза, понимая. Моё тело все больше принимает её суть за нечто естественное, родное. Где-то между нормой и обретением могущества моё сознание просто растворится.
Вдох.
Выдох.
Я развернулась и пошла собирать ингредиенты для зелья. Времени у меня, судя по всему, не так уж и много.
— И ещё вопрос, — составляя все на стол на кухне, сообщила я. — Я слышала, о чем вы говорили. Что значит твое "я делилась своей кровью" и при чем тут я?
"В самом начале я говорила — не давай Мечеславу свою кровь. Это было потому, что он узнает вкус, и сделает неправильные выводы. Что, собственно, и произошло: он посчитал тебя моим потомком. И решил, что я скрыла от него своих детей, хотя он мог бы оберегать их все эти годы. Но история в том, что у меня никогда не было детей. И Энорэ это знал, когда делал ключом к моему спасению именно это ожерелье. Оно не просто украшение. Оно — артефакт, привязанный к моему роду. Доставшись мне от матери, и испив моей крови, оно работало бы только в руках моих детей. А значит..."
Она затихла, но я и так понимала — в мире не должно существовать человека, который смог бы ним воспользоваться, как артефактом. Ожерелье — замок без ключа. И все же вот она я, и вот они мои магические проблемы.
— Но оно работает.
"Да. Энорэ не учёл, не мог учесть, что однажды я спасла жизнь племяннице моего мужа, которая едва не погибла от болезни незадолго до рождения ребёнка. Моя кровь, отданная той девушке, позволила ей выжить и осталась в ней искрой магии, как и в её ребенке. Не ведьмы, но носители, они сохраняли её из поколение в поколение. А потом родилась ты. И тебе отдали ожерелье. Что бы ты не думала, но это твоя судьба. Просто потому что не бывает таких случайностей, чтобы среди всех людей нужная вещь сама оказалась в нужных руках".
У моменту, как она закончила свою речь, я уже сидела на стуле, глядя в пространство. Я даже не знаю что хуже, "я твоя бабушка" или "ты избрана для великой цели, это большая честь". Радости я не ощущала ни от одного, ни от другого варианта. Большой значимости, в принципе, тоже. Скорее "за что мне это?", запущенное на повтор. Теперь ответ был — по факту я смогла родиться, потому что Варнава когда-то спасла мою пра-пра-и-далее-по-тексту-бабку, и теперь пришло время вернуть должок, так сказать. Узор в Книге Судеб замкнулся, и все такое. Легче ли теперь пережить то, что в любой момент можешь отключиться и больше не вернуться? Вообще нет.
Зато на фоне всего этого тот факт, что я влюблена в нелюдя, даже звучит естественно и логично. Вопрос только, почему не в вампира. Эх, подкачал
"Скажи что-нибудь", — когда молчание затянулось, не выдержала ведьма.
— Давай сварим зелье, найдём твоё тело и закончим все это, — пожала плечами я.
"Ты удивительно спокойно все восприняла".
— Не вижу поводов для радости и времени для грусти, — я хмыкнула и кивнула сама себе: — Давай, инструктируй, что за чем делать.
Оказалось, делать просто невероятно много всего. Во первых, заклясть каждый ингредиент по отдельности, потом съездить за мини-печкой на газовой горелке потому что, оказывается, варить зелье надо по центру сложного магического знака. Раньше, видите ли, все делалось на земле и на костре, а у нас кухня в высотке. Пришлось жертвовать на все это стол, потому что он деревянный ("сойдёт за замену земли, тоже естественный материал"), а рисовать по нему надо ножом, а не мелом. Благо хоть основной жидкостью варения была просто вода (купили чистую в бутылке, а то мало ли как водопроводные добавки повлияют). Учитывая общие условия, я не удивилась бы, если бы нам ещё и молоко буйволицы трехлетки понадобилось. Но и без него только на подготовку ушла большая часть дня. И все мои силы. Кое как запустив процесс, собственно, варки, я услышала вожделенное "теперь оно просто должно вариться", поставила будильник (баллончики для плиты не вечны), и увалилась спать.
Где-то уже после в дверь пытался скрестись Мечеслав, но был послан очень извилистым путем и заткнулся. То ли и вправду ушёл, то ли затаился до лучших времен. Чтож, если он остался, а позже придёт шеф, они подерутся и отстанут оба. Как я пришла к такому выводу — не знаю, я была сонная и мне было плевать.
Глава 25
Это место было мне незнакомо. Ровные ряды квадратных столиков под белыми скатертями, по два стула рядом с каждым и букетики цветов в маленьких вазочках в центре столешниц. Стойка у дальнего края правой стены, теплые тона помещения и тяжелые шторы, скрывающие окна. Я не помнила, как и зачем пришла сюда, но и не думала об этом — все моё внимание занимала фигура у одного из столиков неподалёку от стойки. Длинный плащ, глубокий капюшон, маска.
Колдун, который обещал меня убить.
Колдун, в смерти которого меня уверили. Там, в реальности.
Я понимала, что все это — сон. Но также я понималв, что мужчина в маске — настоящий. Это не плод моего воображения, это гость в нем.
Как это возможно? Вряд ли колдун мне ответит, а самой гадать бессмысленно. Я оглянулась назад, увидела непроницаемую бетонную стену и пришла к выводу, что не важно, почему он жив. Важно — почему он здесь. И чем мне это грозит.
Потому что Варнавы я не ощущала абсолютно. Будто её никогда и не было.
Но выбора не было, я подошла к столику своего не состоявшегося убийцы и остановилась в полушаге от свободного стула. Молча посмотрела в маску. Что я должна сказать? Думаю, ничего я ему не должна.
Колдун посидел неподвижно пару мгновений, а потом потянулся к своему лицу и... Снял маску. Под ней оказался вполне симпатичный мужчина лет тридцати; из-под края капюшона выглядывал кусочек собранных светлых волос; светло-серые глаза смотрели пытливо, а рот изогнулся в легкой улыбке:
— Как знак добрых намерений. Присядь, я хочу просто поговорить.