Волшебный камень
Шрифт:
— Филипп!
Иляшев подошел, помахивая фонарем. Неверный круг света колебался на снегу, выхватывая то ветвистые рога оленя, то фигуры погонщиков.
— Как погода, Филипп Иванович? — спросил Саламатов.
Иляшев посмотрел на небо, чуть освещенное отблесками северного сияния, которое только еще начало разгораться, потянул носом воздух, покачал головой и неторопливо сказал:
— В горах начался ветер из гнилого угла. Речки зашумят.
Саламатов ничего не видел в небе, да и ветра никакого не было. Дым из труб в домах, где собирались на работу бумажники, поднимался прямо вверх.
Суслов спросил:
— Как же, Филипп Иванович, ко мне на рудник не пошел. Говорил: зверям помогать надо, — а теперь уходишь?.
— Время настало беспокойное, Иван Матвеевич. Не все зверям помогать — надо людям помочь. Видишь, как мы с тобой Гитлера поворотили? А Сергею Николаевичу помогу — может, Гитлер и совсем сдохнет. Тогда на спокое к зверям вернусь.
Он говорил важно, не торопясь. Видно было, что ему доставляет большое удовольствие этот разговор с начальством, к которому прислушиваются все погонщики.
Саламатов сказал:
— Варвара Михайловна поедет с вами. Присмотри сам, чтобы, с ней чего не приключилось.
— Нехорошо, — сказал Иляшев. — Шуметь будет, плакать будет. Весенняя дорога спокойных людей любит.
— Ничего не поделаешь, — развел руками Саламатов, — я отговаривал…
— До кордона доедет — дальше нельзя, пока мост не поставим, — строго сказал Иляшев.
— Попробуй удержи ее.
— Собирается долго, — проворчал Иляшев, — говорит много. Ей все равно, какая будет охота, а мы, кроме сухарей, ничего не взяли. Зверь нас за десять верст обходить будет. Она заплачет — кто утешать станет?
— Нестеров утешит, — ответил Саламатов сердито.
Иляшев покачал головой и потрогал реденькую бородку в знак огорчения. Два олешка зафыркали и ударились рогами, путая постромки. Иляшев сказал:
— Ранняя весна будет: олень играть начал.
Суслов тронул Саламатова за рукав.
— Трудная дорога. Позвольте мне поехать с ними.
— А рудник?
— Он на ходу, товарищ Саламатов.
— Нет, — коротко ответил Саламатов. — Пусть будет по вашей теории: лес ее выпрямит.
— А если согнет?
Саламатов, не отвечая, отвернулся от Суслова. Подумал: «Время трудное, дорогое, нельзя отпускать Суслова», — и торопливо бросил:
— Веди обоз, Иляшев.
— Начальница держит.
— Предупреди ее.
— Э, товарищ Саламатов, она тебя не слушает, как же меня слушать будет? Помучится — научится, — невозмутимо ответил Иляшев.
На реке глухо треснул лед. Удар прокатился над городом и замер в лесу. В парке послышался шум от падения снеговых шапок с деревьев. Иляшев утратил спокойствие, крикнул в темноту:
— Однако трогать пора. Тимох, зови начальницу!
Маленькая коренастая фигура остяка в малице, похожая на вставшего дыбом медвежонка, протопала в сени. Заскрипела лестница. Сверху кто-то крикнул:
— Готово?
— Да! — ответила Варя.
Суслов протянул руку Саламатову:
— До свидания.
— А вы разве не будете провожать?
— Нет.
— Тогда до свидания, Иван Матвеевич.
Топот коня затих. В доме кричали:
— Одна не возвращайтесь, Варенька!
— Ни за что!
Варя вышла на крыльцо, веселым голосом спросила:
— Филипп Иванович, на какие нарты садиться?
Старик посмотрел на Саламатова, потом ответил:
— На лыжи вставать надо, груз большой, Варвара Михайловна.
Саламатов подошел к крыльцу.
— Лучше бы вы остались, Варя. Иляшев говорит, дорога будет тяжелая. Начинается оттепель.
— Оставьте, товарищ Саламатов. Какая оттепель в начале апреля? Ведь это север. Просто ему оленей жалко. Ну и пусть, я на лыжах пойду.
Лыжи она держала в руках. Сердито расцепила их, надела и закрепила. Какая-то девушка со вздохом сказала:
— Какая вы смелая, Варенька!
Саламатов сморщился, словно у него заныл зуб.
В темноте послышался гортанный выкрик Иляшева. Олени рванули нарты. Иляшев оказался рядом с Варей. Он протянул ей ремень от последней нарты. Варя едва успела ухватиться за ремень, нарта тронулась и вдруг исчезла в снежной пыли. Саламатов увидел испуганное лицо Вари, затем послышался протяжный, передающийся от человека к человеку крик:
— Ойе-эй, олешки бегут!
— Ойе-эй, дальняя дорога!
— Ойе-эй, счастливый путь!
— Ойе-эй, с прибылью вернуться!
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Спеши медленно!
Олений аргиш [31] Иляшева растянулся на два километра. Взбираясь на перевалы, Филипп видел внизу последние нарты, мелькающие между красных сосен, слышал позванивающие колокольчики и опять уходил вперед, скатываясь с обрывистых гор, торопясь на север. Он никому не доверял свое право искать и находить меты, оставленные Нестеровым, определять место привалов и длину переходов.
31
Аргиш — обоз.
Иногда он подолгу стоял, ожидая, чтобы обоз подтянулся, смотрел в долину, искал глазами белую шапку Вари. Варя все шла за последними нартами. Она так устала, что ей казалось, будто последней идти легче, а Филипп со злостью следил за ней и задерживал движение обоза.
Звери действительно ушли с обозной тропы. Слишком много железа везли олешки, очень резко пахло бензином от круглых продолговатых бочек, страшно гремели инструменты и части станков, двигателя, рентгеновского аппарата. Иляшев не понимал, зачем нужно везти в парму так много железа. Он считал, что в лесу нужны только ружье да капкан. Если для поиска, так они с Сусловым нашли все, что надо, а у них было всего две лопатки да кайло. Однако раз ему поручили, он все доставит на место, — только зачем идут с ними женщины?