Волшебный камень
Шрифт:
Он стоял возле избушки, разбирая инструменты, и размышлял, как вести себя с гостьей; идти ли в избушку, где была Христина, или отправиться прямо на работу, предоставив ей уйти. Он ничем не заслуживал ее недоброжелательности и не просил ее помощи.
— Идите завтракать! — позвала Христина.
Нестеров угрюмо усмехнулся, вошел в избушку и остановился у входа. Стол был накрыт чистой салфеткой. На столе стояли две тарелки. Горки горячих пельменей дымились на них. Христина привезла их замороженными. Сколько же всякой всячины захватила она
Кипел чайник. Сергей подивился тому, как быстро и споро приготовила Христина завтрак. При всей скудости своего рациона он тратил на приготовление завтрака час. Насмешливо улыбнувшись его угрюмому виду, Христина села за стол.
— Торопитесь. Потом покажете мне разведывательные работы. Горняком я никогда не была, но ведь каждому делу можно научиться. Надо посмотреть, где вы храните ваше счастье!
Сергей отодвинул тарелку.
— Вот что, Христина, будет лучше, если вы как можно скорее уйдете домой. У каждого из нас свое дело, и каждый считает свое самым важным в жизни.
— Это верно, — задумчиво и ничуть не обижаясь, сказала она, — А ваше дело в самом деле военное?
— Военное, — подтвердил он.
— Тогда надо торопиться! Мне показалось, что это просто игра в камешки. Пойдемте скорей!
Она встала из-за стола, быстро убрала посуду, пока он возился, разбирая несложный инструмент. У него появилось неловкое ощущение, будто он перестал быть хозяином.
Когда они вышли, это ощущение усилилось. Словно рядом с ним шел строгий инспектор, от которого Сергей ждал нахлобучки, если инспектор вдруг заметит какой-то промах и ему не понравится его работа.
Христина молча оглядывала шурфы, ни о чем не расспрашивала, будто знала больше, чем он, покачала головой, когда они пришли к шурфу возле глядельца. Шурф был забит полатями в несколько уровней. Сергей перебрасывал землю в четыре приема. Ему хотелось установить в этом месте глубину россыпи. Шурф был неаккуратный, обвалились края, в стенах были норы и поднорки. Христина жестко сказала:
— Какая же это работа! Чуть земля отойдет, все и завалится. Надо вороток поставить и на нем землю поднимать.
— Но я же один, — сказал он, сердясь.
— Теперь нас двое, — так же сердито ответила Христина.
— Это не ваше дело, — сказал он.
— А чье же? Ваше? — насмешливо спросила она.
Он удивился ловкости, с какой она владела топором. Свалила тонкую сушину, укрепила концы ее на корнях, вывернутых буреломом, так что сушина легла поперек шурфа, сказала:
— Принесите веревку и мешок, будем вместе работать.
Он хотел было протестовать, но Христина сама пошла к жилью. Сергей молча посмотрел ей вслед, потом спустился в яму, где лежали инструменты. Он начал забивать уступ, когда подошла Христина и, смеясь, бросила мешок, привязанный устьем к веревке.
— Трудитесь, трудитесь, вдвоем дело веселей пойдет!
Нестеров не мог не согласиться, что дело пошло веселее. Набросав полный мешок породы, он подтягивал его на веревке вверх. Христина принимала
Весь день они трудились в шурфе. Сергея занимало, как Христина, приняв от него мешок и высыпав его, присаживалась на корточки и долго ковырялась в земле, перебирая галечник и крупный гравий, будто надеялась вот так, нащупав рукой, найти алмаз. И когда он сказал, что на целый кубометр выброшенной земли едва ли найдется одна десятая грамма алмаза, Христина опустила руки, села на край шурфа, удивленно глядя на него своими ясными голубыми глазами.
— Так мало?
— А вы думали?
— Тогда стоит ли…
Он понял, о чем она умолчала. Надо ли искать, мучиться, взрыхлять и перемывать тонны земли, чтобы найти один-два кристалла?
Он стоял в яме, глядя снизу вверх в лицо Христины. Вдруг ему захотелось, чтобы эта девушка загорелась той же страстью поиска, какой болен он сам. Странно, он не мог разбудить эту страсть в Варе — а ведь она геолог, ей бы и понять его, — а теперь хотел, чтобы поняла ничего не знающая девушка, для которой, в сущности, эта работа была только игрой.
Он упрямо сказал:
— В Южной Африке однажды добыли камень в шестьсот граммов. Он стоил больше десяти миллионов золотых рублей. Но если бы мне удалось взять из этой долины всего шестьсот граммов мелких алмазов, я был бы доволен. Я не хочу алмазов для украшений — я хочу добывать их, чтобы победить врага на войне, чтобы улучшить жизнь на земле…
Она ничего, не ответила, задумчиво смотря в шурф, на дне которого лежала наносная темная порода, перемешанная с галечником. Потом качнула головой и сказала:
— А я бы хотела носить алмаз на пальце, чтобы он светил, как солнце.
— Он не светит — он только разлагает солнечный луч, — заметил Сергей.
— Все равно, — упрямо сказала она. — Пусть будет красиво!
Он замолчал, думая о красоте. Красив ли камень? До сих пор он смотрел на камни глазами искателя. Он понимал, что камни красивы, но больше думал об их практической пригодности.
Христина снова повторила с каким-то вызовом:
— Я хочу, чтоб было красиво, чтоб каждый, кто желает, мог носить алмаз.
— Ограненный алмаз называется брильянтом или кабошоном, смотря по тому, какую форму ему придадут, — по привычке поправил он.
Она встала, бросила мешок в шурф, прекратив разговор.
Сергей отбивал мерзлую землю и думал, что стремление к красоте совсем не мешает этой девушке трудиться, как чернорабочему. У Вари тоже есть стремление к красоте, однако вряд ли ее можно заставить добывать руду, в которой эта красота заключена. Варя любит красоту очищенную, как ядро ореха. Вот почему с ней так трудно. Она сама как бы законченный долгим трудом образец красоты, за которым надо тщательно следить, чтобы образец не потускнел, иначе сразу пропадет всякое очарование. Если она и брильянт, то, может быть, искусственный, а еще не так давно он говорил Юле Певцовой, что у нас легко различают подделку.