Волшебный камень
Шрифт:
Но из женщин он, собственно, выделял одну Варю. Даша шла с Лукомцевым, пусть за нее отвечает муж. Хотя старик и неодобрительно относился к тому, что приискатель целиком попал под влияние жены, — это все давно уже заметили, — все равно в важном деле похода, войны и труда мужчина отвечает за женщину, которую берет с собой на мужское дело. И он только похмыкивал, когда слышал разговоры Даши, обращенные к мужу.
Они проходили мимо тех рек, на которых Лукомцев еще не так давно искал золото, и приискатель не мог не похвалиться этим. Мужчины подшучивали над ним, над его преклонением перед маленькой девушкой, околдовавшей его и отнявшей у него бразды правления, и он, раздраженный этими усмешками, каждый раз пытался доказать
Не следил Иляшев и за Юлей Певцовой, которая держалась как опытный путешественник, да и по виду больше была похожа на озорного мальчишку. Ее толкала вперед убежденность в полной победе. Если Даше нужно было смотреть на Андрея для полного своего покоя, то Юля все бежала вперед, довольно умело выбирая лыжню, преодолевая подъемы и спуски, как будто торопилась первой прибежать на будущий прииск, в открытии которого ее слава будет сопряжена со славой таких мужественных людей, как Нестеров, Лукомцев или Головлев, не говоря уж о мудром старике Иляшеве, который вел их к победе. Юля теперь засматривалась на такие же видения и испытывала почти то же самое, что видел и испытывал Лукомцев, пока не женился на своей Даше.
Остальные путешественники были людьми привычными. Головлев, Евлахов и еще несколько мужчин шли следом за Иляшевым и по первому его слову прорубали тропу там, где лес мешал пройти олешкам и нартам с грузами. На этот раз обоз был тяжелее, тропу приходилось торить широкую, поэтому большую часть пути Иляшев вел его по льду рек и речек, где препятствовать могли лишь наледи да промоины. Вот почему старик так торопился добраться до места. Он понимал, что скоро придет самое тяжелое для обоза — оттепель. Снег перестанет держать ширококопытных олешков, утренний наст начнет резать им сухожилия, через воду грузы придется перетаскивать на себе. Между тем на второй день пути пришлось освободить одни нарты, потому что Варя натерла ногу.
На очередном увале Филипп остановился, выглядывая белую пыжиковую шапку начальницы. Она лежала неподвижно на своих нартах. Филипп крикнул остякам, чтобы ей сказали: пусть ходит понемногу, а то замерзнут ноги — придется раньше времени останавливать обоз.
Через полчаса его догнал Тимох.
— Сам говори, мы с ней разговаривать не умеем. Она смотрит на человека белыми глазами.
Филипп знал, что, когда человек глядит такими главами, будто они остановились, с ним трудно управиться. А женщина — начальник. Как ей прикажешь? Иляшев пропустил обоз и подождал последнюю нарту. Он постучал рукавицами одна о другую и сказал безразличным голосом:
— Однако мороз стоит, ходить надобится, замерзнешь.
— Мне тепло, — ответила Варя.
По лености в голосе, по нежеланию двигаться Иляшев понял, что женщина отдает последнее тепло. Через полчаса она начнет дрожать, удивится, почему ей стало так холодно, попросит остановиться и развести огонь, как будто согреться можно только огнем. В лесу надо согреваться ходьбой, некогда терять время. Последний день хорошей дороги видел Иляшев, — надо бежать до гор, перейти Дикую реку по льду, выбраться из долины к перевалу, там снега сметены ветром.
Размышляя об этом, Филипп бежал рядом с тропой, что пробили олешки, и поглядывал на Варю. Она думает, что все в жизни приспособлено только для того, чтобы ей было хорошо, и не понимает, что хорошо бывает только тогда, когда думаешь о других. Скажи ей, что надо торопиться, она рассердится. А как ей объяснить, что она держит обоз, что из-за нее лишний раз приваливают, а у Сергея Николаевича сухари вышли давно, патроны, наверно, тоже.
Филипп бежал рядом с Вариными нартами и думал о многом.
— Однако обоз убежал, в лесу зверь ходит, олешки боятся, догонять надо. Как твоя нога? — Все это он сказал испуганным голосом и единым духом, так что Варя рассмеялась.
— Ничего, ничего Филипп, зверь не тронет, а обоз мы догоним.
— Вот и ладно, — обрадованно сказал старик и подал ей лыжи.
Она оглянулась, закрепила лыжи и побежала впереди Иляшева. Он покрикивал, однако никто не отвечал. Варя бежала по тропе, то убыстряя, то замедляя шаг, смотрела на деревья, на бесцветное, небо над ними, удивляясь тому, куда пропал его голубой блеск. Подумала о Сергее: вот так же он бежал здесь один. Как ему было тяжело! И ей казалось, что она делает все, чтобы походить на него, быть такой же смелой и решительной. От этих мыслей стало теплее, да и идти было легче, чем в первый день, и она с чувством приятного превосходства заметила удивление, с каким смотрел на нее Иляшев, когда они часа через два нагнали аргиш.
Ночевали в охотничьей избушке. Варя нашла на стене запись, оставленную Нестеровым. Ей приятно было чувствовать себя соучастницей подвига Сергея — иначе она теперь и не называла его путешествие. Да, она докажет Сергею, что может быть его помощницей даже в таком тяжелом деле!
Варя окончила геологический институт в тридцать девятом году. Она была уже в экспедициях — и коллектором и, позднее, геологом, вела самостоятельный поиск. Но всегда выходило как-то так, что рядом обязательно был Сергей, и он брал на себя самое тяжелое, а если Сергея не было, то находился какой-нибудь другой мужчина, который с удовольствием освобождал ее от неприятных и затруднительных обязанностей. Она знала это свое преимущество перед другими геологами, даже и перед женщинами, особенно теми, что были или старше ее, или самостоятельней, или, наконец, некрасивей, и не стеснялась пользоваться им, справедливо, по-своему, рассуждая, что мужчины и созданы для трудных и опасных дел.
Это не значит, что она отказывалась от каких-нибудь обязанностей или оплачивала свои привилегии каким-то нечестным способом, вовсе нет! Она и не замечала, как это получалось, все происходило помимо Вари, она только улыбчиво соглашалась, чтобы все было и оставалось таким же приятным и легким для нее. Она видела, что порою другие женщины косо смотрели на нее, но ведь то были неудачницы! Себя она по праву считала удачницей и знала, что может составить счастье тому человеку, которому отдаст свое сердце. Она даже знала, кто будет этим человеком — Сергей!
Когда Сергей был на войне, мужчины часто смотрели на нее жадными глазами, и она понимала, что затрагивает их мужское тщеславие. Но она не изменила Сергею ни помыслом, ни желанием. В минуты откровенности, когда тот же Палехов, пытавшийся ухаживать за нею, расспрашивал, что связывает ее с Нестеровым, она гордо отвечала:
— Нас связывает не только любовь. Я сделала его таким, каким вы его узнали. И он понимает, что ему без меня будет трудно жить.
— Значит, вы Пигмалион, а он Галатея? Вот уж никогда не подумал бы, что женщина может высечь статую из мрамора и оживить ее силой своей любви. Мне казалось, что на такие поступки способны только мужчины. Это они принадлежат к категории увлекающихся глупцов, которых ради пышности именуют творцами…