Волшебный камень
Шрифт:
— Да, это вымытые старой рекой карсты в известняковых породах. Здесь накопились самые древние отложения. Если алмазы в них были — а я знаю, что они были, — подчеркнул он, — то они должны были оседать в таких карстовых ямах, так как, не имея сцепления с водой, они падают на дно даже при самом быстром течении. Пока об этом говорить рано, надо добраться до дна карстовой воронки.
— Предлагаю установить ночную смену! — торопливо сказал Евлахов, шевеля седыми усами, словно он уже вынюхивал алмазы на этой глубине.
— Отдыхать,
Он знал, как гибельно бывает иной раз это предчувствие удачи. Случалось, что люди работали подряд по двое, по трое суток, едва их поманит своим оперением жар-птица. И вдруг оказывалось, что призрак исчез, что он и был лишь бесплотным обещанием. Тогда наступало тяжелое, как похмелье, разочарование, беда казалась непреодолимой, ломались характеры, даже судьбы людей. И он еще раз настоятельно проговорил:
— Отдыхать, отдыхать, товарищи! Мы не знаем, какова глубина этой впадины, когда мы дойдем до скальной породы, и что мы найдем на дне ямы, поэтому не будем горячиться.
Евлахов отступил, но не раньше как Нестеров назначил места четырех новых шурфов, расположенных в шахматном порядке, чтобы попытаться установить в будущем протяженность карстовой воронки. Однако никто не мог запретить Евлахову загрузить оленью упряжку, оставленную Иляшевым, новой породой и отвезти ее на вашгерд. К счастью, стемнело, а то он бы, вероятно, остался у реки на промывку…
Утром Нестерова разбудил тревожный, как ему показалось, голос Головлева:
— Сергей Николаевич, вставайте! Сергей Николаевич!
Он вскочил на ноги. Было еще темновато, утро едва начиналось в вершинах гор и деревьев. Головлев стоял над ним, делая такой жест рукой, словно манил его за собой. Нестеров, еще сонный, не совсем отчетливо соображая, что от него требуют, вышел к реке.
Здесь стояли Евлахов и Даша. Возле вашгерда лежала новая горка этой отличной от всякой другой породы, которой не было накануне. Нестеров удивленно посмотрел на всех троих, стоявших перед ним с лицами заговорщиков.
— Что такое? — спросил он.
— Мы докопались до скалы. Это порода из основания шурфа. Не хотели начинать промывку без вас, — торопливо сообщил Евлахов.
Только теперь Нестеров заметил, как все трое были усталы и грязны. Копоть от фонарей «летучая мышь» полосами была размазана по лицам. Одежда мокра от росы и грязи. Лица посинели. Он с неудовольствием сказал:
— Я же запретил ночную работу!
— Это не я, — сказал Евлахов, — это все он, — и указал на Головлева.
Тот смутился, потом засмеялся:
— Ты уж извини, Сергей Николаевич, только очень хотелось сделать тебе подарок, добраться до скалы поскорее. Ты не думай, я никого не взбаламутил, мы втроем все сделали. А ты, наверно, поверишь, что нам головы ни фарт не вскружит, ни неудача не склонит.
Нестеров пожал плечами. Но его и самого занимало, что даст новая порода, пролежавшая в карстовой впадине миллионы веков, попавшая туда тогда еще, когда здесь текли воды первых рек. Теперь-то он знал точно, что нашел русло этой древней реки, надо
Евлахов и Головлев, встав по обеим сторонам вашгерда, начали бросать лопатами породу в грохочущий ящик. Даша регулировала сток воды. Синяя земля отмывалась медленно, так медленно, словно намертво сжилась с крупицами твердых минералов, миллионы лет пролежавших в ней. Но вот вода замутилась, галька и крупинки твердых пород начали садиться на дно, взвихренные водой. Они сползали вниз по сукну вашгерда, на отсадочные сита, и там распределялись по размерам: крупные — в первый ящик, помельче — в следующий, и так до самых мелких, имевших не более миллиметра в диаметре.
Пока еще ничего нельзя было разобрать в мутном потоке. Нестеров работал у грохота, регулируя потряхиванье массы, чтобы вода дочиста смыла наносные породы. Он не заметил, как один за другим выходили забойщики и собирались у вашгерда. Только когда старший из них сердито пробрал Головлева за то, что тот успел сделать тайно всю работу, Нестеров вспомнил, что люди встали на работу, не позавтракав.
Завтракали по очереди. Очень хотелось как можно скорее закончить первую промывку. Евлахова, Головлева, Дашу и Нестерова отправили к столу первыми. И они, торопливо поев и даже не поняв, что они ели и вкусно ли это было, бросились обратно к вашгерду. Кучка породы у вашгерда кончалась, еще одна лопата, вторая, последние комочки синей земли — и вот уже только убитая глиняная площадка под ногами да чистая вода стекает с вашгерда. Промывка была окончена.
Все твердые крупинки минералов — кристаллы, гальки — все, по чему геолог определяет достоинства и название породы, было в ящиках. Нестеров откинул крышку вашгерда и склонился над сукном, рассматривая оставшиеся на нем шлихи — самые тяжелые частицы. Шлихи расположились длинным широким языком, становившимся все уже к концу, где легли легкие породы. Следом за Нестеровым нагнулись и другие. Вот лежит черная полоска самых тяжелых минералов земли: платины, вольфрама. В черном этом основании языка изредка желтеют крупные золотники, это самородное золото. Чуть ниже желтый цвет становится преобладающим: это отмылся золотой песок. Разведчики возбужденно переговаривались: редко когда им приходилось снимать за одну промывку такое количество золотого песка. Пусть алмазов не будет, но они уже нашли золото. Еще дальше — более легкие, но все же осевшие частицы, это крупинки железняков, магнитные соединения. Остальная добыча: минералы — в ящиках.
Нестеров нагнулся, чтобы вытащить первый ящик, и внезапно застыл, впившись глазами в редкие гальки, застрявшие на сукне. Они лежали горкой, не упав в ящик, и ему показалось, что сквозь эту горку пробился солнечный луч. Действительно, за спиной вставало солнце, и лучи его заскользили по вашгерду, но это были обычные рассеянные лучи утра, а тот, что ударил ему в глаза, был другим, более плотным, как бы осязаемым лучом. Он выпрямился, стараясь по шевельнуть галечник, обернулся к Головлеву:
— Артемий Иванович, иди-ка сюда. Взгляни на гальку, — ты что-нибудь видишь в ней?