Волшебный пояс Жанны д’Арк
Шрифт:
– Кирилл, ты… чушь несешь.
– Не романтическую? – Кирилл усмехнулся. А ведь он не такой и плохой, во всяком случае, хорошим притвориться не пытается даже, и, наверное, это само по себе много, если человек не скрывает своих недостатков.
– Нисколько.
– Я старался.
– Прекрати! – На романтический вечер Жанну все-таки не тянуло. – И вообще, твое предложение…
– Поторопился?
– Есть немного. Ты слишком циничен. Я вряд ли смогу так жить.
– Почему? – отстраняться Кирилл не стал, но руку убрал. – Лучше по большой любви, которая потом вдруг
– Ты не веришь в любовь?
– Нет.
Действительно, чего еще ждать от человека, который вырос в этом безумном доме? Алиция Виссарионовна вряд ли поощряла развитие этой стороны души.
– Мои родители любили друг друга. И прожили вместе много лет. И ни разу не ссорились! И не говори, что деньги – это главное… у них не было миллионов… и даже тысяч долларов не имелось, но они были счастливы. А ты, Кирилл, счастлив?
– Опасный вопрос. – Он встал. – И кажется, наш вечер откровений зашел слишком далеко. К слову, его нашли?
– Илью? Нет, отец Алены сказал, что вряд ли и найдут. Нет состава преступления, понимаешь? Он ведь не шантажировал нас. Мы сами, добровольно, поспешили помочь ему… если бы он женился, тогда можно было бы привлечь за многоженство, а так…
– Хочешь, я его найду?
– Зачем?
– Не знаю. – Кирилл подал руку. – В морду плюнешь. Или расцарапаешь.
– Думаешь, полегчает?
– Понятия не имею. Но если вдруг захочешь свидеться, то скажи.
Жанна кивнула.
И остаток ночи провела в постели, ворочаясь с боку на бок, пытаясь понять, хочет ли она вновь встретиться с человеком, который обманул ее. Наверное, все-таки не хочет.
Тиффож был… другим.
Серая громадина.
Камни прилегают друг к другу плотно, но Жилю все одно кажется, что стены замка ненадежны, что сильный порыв ветра способен обрушить их. Порой он видит во снах, как осыпаются под собственной тяжестью круглые башни.
И просыпается в ужасе.
Замок не принял Жиля.
Он знает деда и ластится к нему, ревниво отторгая иного владельца. Деду здесь спокойно, сквозняки и те не смеют тревожить старые раны. А обитатели замка относятся к хозяину с должным почтением… и страхом.
Здесь, в замке Тиффож, деду не нужна башня.
Здесь есть целый этаж, куда запрещено спускаться прислуге, кроме одного немого уродца, всецело преданного Жану де Креону. За этой рабской преданностью, за обожанием, которым вспыхивают глаза карлы, Жилю вспоминается прежний разговор.
И вера, которая абсолютна.
Пожалуй, теперь он, как никогда, понимает слова деда. Карла способен не только убираться в пыльных комнатах лабораторий, мыть посуду или растирать коренья. Нет, он готов выпускать кровь котам и голубям, а может, не только
Впрочем, дед не столь смел.
– Я изучаю живое, – признался он однажды, когда с ним случилась вновь охота побеседовать на запретные темы. – Я желаю проникнуть в тайну жизни: почему одни живут долго, а иные умирают во цвете лет? Не от ран или болезней, но сами по себе? Почему в ветхозаветные времена люди способны были жить и двести лет, и триста, и тысячу? И как вышло, что этот божий дар долгой жизни был утрачен?
Жиль слушал деда с почтением и страхом.
В лабораториях его среди глиняной посуды весьма причудливых форм, среди печей и трав, древних манускриптов ему было неуютно. Здесь было множество предметов, вызывавших у Жиля и восторг, и суеверный ужас. Двухголовый младенец в стеклянной банке. И чучело зверя с утиным клювом и крылами, древняя мумия, привезенная из Святой земли.
Сушеные жабы.
И череп дракона, столь огромный, что меж челюстями его спокойно могли уместиться три человека. А то и четыре.
– Я до многого дошел, но многое же осталось сокрытым… у меня еще есть время. – Дед говорил это, убеждая самого себя. – Конечно, есть… а если я не успею…
– Я продолжу, – пообещал Жиль.
Впрочем, в замке Тиффож у него было множество иных занятий. Дед не солгал, сказав, что сделает из Жиля воина, достойного славы предков. Он отыскал лучших учителей, и это знание Жиль впитывал с куда большей охотой. Он и прежде умел что верхом ездить, что управляться с оружием, однако же эти умения достигли совершенства…
А в четырнадцать Жиль впервые убил человека.
Англичанина.
В тот год англичане вовсе обнаглели, расползлись по всей стране, чувствуя себя в ней хозяевами. И на землях барона де Креона появились… тем веселей.
Нет, поначалу не было веселья, но был лишь страх умереть. В какой-то момент Жилю вспомнились дедовы слова, что прежде люди жили и по двести лет, и по триста… а ему всего-то четырнадцать.
Перед Жилем возник огромный англичанин, косматый, похожий на медведя-шатуна… Он ревел и вонял, и Жиль ткнул мечом прямо в раззявленный рот… англичанин захлебнулся кровью. И вид его, умирающего, привел Жиля в совершеннейший восторг.
Сто лет?
Двести?
Сколько бы прожил этот человек, если бы не Жиль? И выходит, что его рука, рука Жиля, была в сей момент едва ли не рукой самого Господа?