Волшебный пояс Жанны д’Арк
Шрифт:
Додумать не вышло.
Схватка была жесткой, и запах крови пьянил, оглушали крики. В какой-то момент Жиль окончательно потерялся между землей и серо-красным предзакатным небом.
Ему повезло.
Это позже он понял, до чего ему повезло выйти из боя, не получив и царапины. И наставник Жиля, он же и охранник, сказал:
– Молодец.
Скупая эта
– Ты видел? Нет, ты видел, как я его? – Перед глазами все еще стояло перекошенное предсмертной судорогой лицо англичанина. – Деду показать надо!
Солдаты бродили по полю, добивая раненых и обыскивая тела. Жиль не мешал: таково было их право. И если отыщут чего-нибудь и вправду ценного, то ему принесут.
Вечером дед, выслушав сбивчивый восторженный рассказ, произнес:
– Я тобой горжусь. Ты не уронишь честь рода.
И Жиль поднял кубок:
– За славу грядущую!
Жиль выпил. От вина шумело в голове, и, наверное, тогда он позволил себе выпить слишком много, потому как ночью, во сне, он видел то англичанина, то Жанну, которая улыбалась той своей особенной улыбкой.
– Ты сумасшедшая, – с уверенностью произнес Жиль.
А Жанна ответила:
– Ангелы тебя берегут. Мы еще встретимся. Обязательно.
Проснулся он с больной головой и весь день отлеживался в постели. Ангелы берегут, значит… пускай себе… даже лучше, если берегут. А нет, то Жиль и сам справится.
Он ведь достоин своих предков!
Следующие два года прошли в кровавом угаре.
Он воевал.
Он жил от схватки до схватки, всякий раз окунаясь в нее с головой, почти сходя с ума, а может, и вправду лишаясь разума. Бой дарил упоение.
И восторг.
И порой сквозь красную пелену, что падала на глаза, Жиль слышал голоса, прекраснее которых не было… наверное, ангелы пели ему осанну…
Дед же день ото дня становился мрачней. И если вначале он всецело одобрял Жиля в его желании очистить земли от англичан, то после обеспокоился.
– Ты слишком безрассуден, мальчик мой, – сказал он однажды. – А если тебя ранят?
Жилю случалось испытывать боль, когда чужой клинок пробирался сквозь преграду доспехов. Но в алом безумии боя боль эта была ничтожной, не стоящей внимания.
– Если тебя ранят всерьез? Или убьют?
– Не
– Ты слишком легкомысленно ко всему относишься, – сказал дед, настроенный куда более скептически. – Ты веришь в собственную неуязвимость?
Жиль пожал плечами.
– А помнишь наш разговор? Вера опасна, Жиль. Ты думаешь, что ты особенный, поскольку тебе везет… да, ты силен, но всегда найдется кто-то сильней. Ты удачлив? Но удача способна отвернуться. Тебя хорошо учили, но этого порой недостаточно…
– Чего ты хочешь? – С каждым словом деда Жиль раздражался все сильней. И вправду, чего надо этому старику? Ему не нравится, что Жиль побеждает?
Или что сражается? Так разве не сам он говорил о славе? И о достоинстве? И о том, что нельзя позволять англичанам наглеть? Они и без того вольно ведут себя здесь, едва ли не хозяевами…
– Я хочу, чтобы ты начал думать! – Дед ударил кубком по столу, и вино расплескалось. – Ты – это не только ты! Ты – это род, который угаснет, если с тобой, недоумком, что-нибудь случится.
Дед редко злился настолько, чтобы прямо обзывать Жиля. И верно, следовало бы оскорбиться, ответить, что вовсе Жиль не недоумок, но он промолчал. А дед, несколько успокоившись – он всегда легко выплескивал свой гнев, после чего испытывал едва ли не физическое облегчение, – продолжил:
– Тебе надобно жениться.
– На ком?
Жиль не испытывал ни малейшего желания связывать себя узами брака, но он прекрасно понимал, что если дед пожелал видеть Жиля женатым, то лучше смириться.
– Катрин.
– Катрин? – Жиль недоуменно посмотрел на деда: – Она же… она моя кузина и…
– И молодая девица с неплохим приданым. – Деда, похоже, факт близкого родства не смущал вовсе. – Сам подумай. Этот брак позволит расширить наши владения. Да и Катрин ты знаешь неплохо. Она мила, обладает спокойным нравом, а это, поверь, достоинство… и в твои дела лезть не станет. Не особо умна, но и не так глупа, чтобы это раздражало… Она глубоко верующий человек, а потому и управляться с нею будет легко.
Дед явно задумал этот брак давно и теперь перечислял все достоинства, которыми обладала Катрин. Впрочем, чего греха таить, кузина была весьма хороша собой, куда симпатичней всех тех девок, с которыми Жиль имел дело.
– Ее отец никогда не даст согласия, – Жиль выдвинул последний, веский, как ему казалось, аргумент. – И Церковь…
– Церковь закроет глаза, если хорошенько заплатить, а что до отца… то можно сделать так, чтобы согласия его и не потребовалось.