Волшебный туман
Шрифт:
— Достаточно теплая?
— О, да. Я не мылся с… — Он остановил себя. Боже, как легко разговаривать с этой свирепой ирландской незнакомкой, —… давних пор.
Кэтлин отодвинула ширму. В руках у нее были мочалка и кусок желтоватого мыла. Она обошла вокруг лохани.
— Разве ты никогда раньше не мыла мужчину? — спросил Весли.
— Конечно, мыла. Это входило в мои обязанности со дня смерти матери.
Он услышал, как она затаила дыхание.
— А когда это случилось?
— Прошло уже шесть лет. У нее внутри что-то
— Прости меня, Кэтлин.
— Два «прости меня» в течение одного недолгого разговора. Вы могли бы быть порядочным человеком, если бы не принадлежали к круглоголовым, мистер Хокинс.
Весли вспомнил свою мать. Она была так же чужда ему, как Новый Мир, находящийся за океаном. От нее остались смутные образы: жесткий женский рот, произносящий слова осуждения; безжалостный голос, отправляющий его в изгнание в Лувейн.
— Какая она была? — спросил Весли.
— Моя мать?
—Да.
— А какого черта вы интересуетесь моей матерью?
— Ну, пожалуйста, Кэтлин, мне интересно. — Она рассеянно потянула выбившийся локон.
— Ее звали Собан. Ее отец был лордом, и он ни разу не заговорил с ней и не дал ей никакого приданого после того, как она вышла замуж за моего отца, который, как вы уже знаете, не был богатым человеком.
— Как же они ладили, сводили концы с концами?
— Я уверена в том, мистер Хокинс, — живо откликнулась она, — что настоящая любовь украшала каждый день, который они проводили вместе. Это облегчало жизнь.
— Итак, ты веришь в настоящую любовь?
— Конечно, — подтвердила Кэтлин. — Я же ирландка.
Она подтянула к лохани стул.
— В последний раз я купала котенка Мэгин. Бедное животное визжало так, что было наверняка слышно на небесах.
— Обещаю, что не буду визжать, — заверил Весли.
Однако, он не смог сдержать вздох настоящего наслаждения, когда она провела намыленной мочалкой по его плечам и груди, скользя своими сильными пальцами по гладкой коже и массируя мускулы. Руки, так беспощадно владевшие мечом в сражении, двигались сейчас с успокаивающей нежностью. Ее быстрые, уверенные прикосновения были наполнены неуловимым волшебством. Легкий аромат распространился в воздухе.
— Туалетное мыло? — удивленно спросил Весли.
— Из дикого вереска. Наши урожаи могут погибнуть, а вереск продолжает цвести. Даже англичане не смогли уничтожить его, хоть, не сомневаюсь, пытались. Мэгин делает лучшее мыло в округе.
— Как-то я не могу представить Мэгин, которая варит мыло.
— Да, она не совсем такая, какой видят ее большинство мужчин, мистер Хокинс.
— Весли. Пожалуйста, называй меня Весли.
— Нет. Это уж слишком.
— А мое купание в обнаженном виде не слишком?
Ее рука задержалась у него на плече, затем возобновила мягкие кругообразные движения.
— Это возложенное на меня задание. Наклонитесь вперед, пожалуйста.
Он
— Пресвятая дева Мария, — воскликнула она. Весли посмотрел на дверь. Схватившись за края лохани, он приготовился выпрыгнуть из нее.
— Что случилось? — требовательно спросил он. — В чем дело?
— Вы весь израненный.
Весли провел рукой по волосам. Проклятие. Он не предусмотрел ее реакцию на шрамы, исполосовавшие всю его спину.
— Да, — беззаботно ответил он. — Но твои прикосновения заставляют меня забыть о боли.
Ее рука неуверенно двинулась вниз по позвоночнику. Глупо, но он представил себе, как шрамы разглаживаются и исчезают в тех местах, которых коснулась ее рука.
— Кто же сделал это с вами?
— Не знаю, я стоял спиной.
— Это не смешно.
— Я тоже так тогда думал, — по правде говоря, он тогда ни о чем не думал. Пытки связывались в его памяти с непроглядной темнотой, которая охватывала его и скрывала от боли.
— За что вы подверглись наказанию… Весли? Ему понравилось звучание имени в ее устах.
— За… непокорность.
— Кому? Хаммерсмиту? Вас пороли за дезертирство? — Она приняла его молчание за подтверждение. — Но это уже зажившие раны.
— Возможно, я не в первый раз дезертировал.
— Но в последний? — потребовала она ответа.
— Думаю, только благодаря тебе.
— Вы лжете. Вы всегда лжете, мистер Хокинс.
— Я получил эти шрамы в Англии. — Не будет вреда, если он признается в этом или позволит ей делать собственные выводы. Если бы он сказал ей, что пострадал за то, что был католиком, она бы не поверила, а он открыл бы себя перед предателями, которые лишили Клонмур священника.
— Это имеет какое-то отношение к причине, по которой вы воюете в Ирландии? — спросила она.
— Ты задаешь слишком много вопросов. Это мое первое купание за большой промежуток времени, и мне хотелось бы насладиться им.
К его облегчению, она сменила тему и тщательно намылила его волосы.
— Длинные, — отметила она, — а не подстриженные, как у большинства круглоголовых.
Три месяца назад его волосы представляли собой великолепную волнистую мантию красноватого цвета. Отсутствие надлежащего ухода превратило их в массу спутанных прядей.
— Я не похож на большинство круглоголовых. —
— А чем вы отличаетесь?
— Я роялист.
Кэтлин выронила мочалку. Он усмехнулся, наслаждаясь ее изумлением.
— Очередная ложь. Если бы вы были роялистом, то сейчас занимались бы интригами с Карлом Стюартом во Франции или Саксонии, или где-либо еще, куда он добрался.
— Для Ирландии было бы лучше, если бы на троне сидел Карл.
Она поджала губы. Горя желанием поцеловать ее, он наклонился вперед и уже был близок к цели, когда услышал: