Вопреки опасениям
Шрифт:
Я отрешенно кивнул, совершенно не вникая в его слова. Они звучали будто сквозь толщу льда. Реальность исказилась, слезы размывали очертания улиц, толпы людей, машин с сигнальными маячками и дома...того самого, в котором жил убийца .
Я не мог сказать, что не верил в случившееся, потому что в глубине души всегда подозревал: добром это не кончится. С той самой минуты, как Андреа переступил порог дома Сереги в день торжества, я будто бы жил в ожидании рокового мгновения, когда привычная жизнь разлетится вдребезги.
Именно поэтому просил Алмаза не иметь с
Андреа всегда был странным, пугающе непредсказуемым, но даже я не догадывался, что за маской обиженного на весь мир человека, винившего в своих бедах всех и каждого, скрывается истинный убийца.
И моя оплошность дорого обошлась нам всем.
***
Операция длилась уже второй час. Меня попросили остаться в коридоре в отделении реанимации, и с обреченным не то стоном, не то всхлипом я опустился на свободный стул. Отрешенно следил за снующими мимо медсестрами и нервными посетителями в больничных халатах, на лицах которых читались неподдельный испуг и беспросветное отчаяние. Нас всех объединяло одно горе, но каждый переживал его по-своему. Мне лишь оставалось догадываться, какие эмоции отражались на моем лице.
Серега опасался оставлять меня одного, но был вынужден отойти, чтобы поговорить с отцом и объяснить свою версию произошедшего. Ведь кроме нас двоих, никто бы не рассказал о случившемся в мельчайших подробностях. А пока полицейские не установят мотивы чудовищного поступка Андреа, им тяжело будет разобраться в деталях и понять, являлось ли покушение на жизнь Алмаза основной причиной попытки самоубийства.
Насколько нам известно, Андреа успели спасти вовремя подоспевшие полицейские. Они выломали дверь в его квартиру и обнаружили парня в ванной комнате с перерезанными запястьями в луже собственной крови. Если бы Серега не позвонил отцу, как только мы прыгнули в тачку, если бы не предупредил о возможном суициде, у Андреа не было бы ни единого шанса на спасение.
Мы сохранили ему жизнь, а взамен он попытался отнять ее у того, кто нам дорог. Есть ли в этом мире справедливость?
Я только на миг прикрыл глаза и тут же почувствовал, как кто-то настойчиво трясет меня за плечо. Взгляд прояснился не сразу. Еще бы, после такой лошадиной дозы успокоительного, которую мне вколола медсестра, даже шевелить рукой удавалось с трудом. Но только так можно было остановить неконтролируемую истерику.
Те минуты сейчас казались смутным воспоминанием, но застывшее на лице Сереги выражение страха и ужаса я не забуду никогда.
— Федук, ты как? — прошептал Серега, заглядывая мне в глаза в надежде разглядеть в них хоть какие-то эмоции.
Я лишь вяло улыбнулся, совершенно ничего не чувствуя. Будто щелкнули выключателем, и все вмиг потеряло всякий смысл. Все, кроме Алмаза.
— Андреа умер. Его не спасли.
Я безучастно кивнул, сползая вниз со стула. Умер...Андреа умер . Должен ли я испытать боль или облегчение от этой новости? Не знаю... Какое теперь это имеет значение, когда на кону жизнь близкого мне человека?
— Говорят, у него почти не было шансов, — Серега поморщился, опускаясь на сидение рядом. Нервным жестом
Серега в ярости ударил кулаком по спинке пустого сидения. Я даже не шелохнулся, хотя на громкий хлопок обернулись все находящиеся в коридоре незнакомые люди. Медсестра, стоящая у двери закрытой палаты, укоризненно цокнула.
— Видимо, Алмаз увидел эти портреты, — продолжил Серега, сбавив тон. — Вряд ли Андреа собирался причинить ему вред умышленно. Мне сказали, он ударился затылком при падении, Андреа хотел вызвать «скорую», но звонок не прошел. Похоже, испугался и скинул. Всех подробностей не знаю, но попробую еще что-нибудь выведать.
Я закрыл лицо ладонями, когда на глаза навернулись слезы. Только очередной истерики мне не хватало. По-видимому, эффект от успокоительных ослабевал, потому и отчаяние вновь нахлынуло мощной волной, угрожая похоронить все предыдущие попытки держать эмоции под контролем.
Как я допустил подобное? Почему не предпринял ничего раньше? Никогда себе не прощу, если Алмаз...если он умрет, я не смогу жить.
— Мы такие идиоты, Серег, — глухо произнес я сквозь ладони, с трудом сдерживая рыдания. — Он одурачил каждого из нас. Наверняка убил Машу, а сам разыграл спектакль. Я ему так сочувствовал, а он...тупо водил нас за нос все эти годы.
В ярости я потер глаза тыльной стороной ладони, но слезы хлынули новым потоком, когда образ неподвижного тела Алмаза, распростертого в комнате Андреа, внезапно возник перед мысленным взором. Меня передернуло от ужаса, сердце болезненно сжалось, стало нечем дышать. Я не видел этой картины, но моя бурная фантазия не давала мне покоя все предыдущие часы бесконечного ожидания.
Как он мог поступить так жестоко с человеком, который всегда относился к нему с искренней добротой? У него вообще было сердце или оно давно обратилось в камень?
— Андреа всегда был слабым, — каким-то отрешенным голосом начал Серега, — позволял себя травить, редко давал отпор, как будто специально всех провоцировал. Твою мать, он типа все это время ненавидел нас всех и искал способы отомстить? Реально псих. Застрял в прошлом, жил обидами какими-то детскими. Я вообще ни хрена не понимал раньше, кто он и какую роль играет. А теперь ясно, что в итоге он стал убийцей.
Я втянул воздух сквозь крепко сжатые зубы. Большим идиотом еще никогда себя не чувствовал. Мы долгие годы подозревали, что с Андреа происходит неладное, знали ведь, как тяжело он переживал крах своей мечты, когда вынужденно вернулся из Америки, с каким отчаянием отказывался смиряться с потерей друга, но все равно не поддержали его и тем самым спровоцировали трагедию. Его смерть на нашей совести, пусть сейчас и кажется, что он заслужил такую чудовищную кончину.