Вопреки судьбе
Шрифт:
… Яростный торжествующий вопль на несколько голосов раздался почти над самым ухом. Азирафаэль судорожно вздохнул… крепче сжал трясущиеся руки, вцепляясь в Кроули и сам не понимая, цепляется ли он за него или безотчётно пытается защитить от чего-то… Чего-то непоправимого.
И замер, ожидая смерти. Сперва боли, да, а потом…
Топочущие и лязгающие оружием преследователи на полной скорости пронеслись мимо. Азирафаэль не успел ещё осознать, что случилось. Закусил губу, слыша, как кто-то остановился прямо напротив них, переминаясь на месте и… и, должно быть, глядя в спину Кроули. Оцепенел от сковавшего внутренности холода, почти видя,
Ощутил, как затрясся сильнее, скрипнул зубами Кроули, утыкаясь костлявым лбом в его лицо с силой, почти причиняющей боль.
…А потом преследователь что-то раздражённо буркнул себе под нос — и Азирафаэль с облегчением услышал, как удаляются по коридору тяжёлые поспешные шаги.
Всё.
Он замер растерянно, не в силах поверить, что всё кончилось. Что они… что они опять, каким-то чудом, уцелели.
Да нет, при чём тут «какое-то» чудо! Совершенно определённое, невозможное по определению чудо! Он облегчённо вздохнул, чувствуя, как расслабляется в непроизвольной, дрожащей улыбке напряжённое до боли в мышцах лицо.
А потом осознал, что Кроули по-прежнему стоит напротив него, упираясь в него лбом, как мог бы опереться в какое-нибудь дерево, в столб, в стену… Стоит и тяжело, срываясь на едва слышные стоны, дышит. Стоит и — о Господи — ничего, ничего не делает! На миг его прошил ледяной укол страха — ничего ещё не кончилось, а он расслабился, начал шуметь, выдал, о Господи, выдал их погоне!
…Но нет, голоса давно стихли вдали. А Кроули так и стоял, прижимаясь нездорово горячим лбом к его лбу и с каждым мигом всё сильнее наваливаясь на него. Азирафаэль чувствовал крупную, судорожную дрожь, сотрясавшую всё тело демона, и в панике сцеплял крепче руки за его тощей спиной, понимая, что ничем не в силах помочь. Кроули стоял. Молчал. И, вдруг с леденящим уколом ужаса осознал ангел — всё ещё держал ненужную больше стену субреальности.
Он поспешно открыл глаза — и содрогнулся, увидев лицо Кроули. Мертвенно-серое, застывшее, искажённое мучительным, почти сверхъестественным напряжением…
— Кроули… — бессильно выдохнул он, со страхом стискивая руки крепче — вдруг показалось, что Кроули сейчас просто исчезнет, рассыплется, растает дымом, до дна исчерпав все свои силы. И на какой-то миг успел поверить в свою чудовищную догадку, и оцепенеть от ужаса, горя, от запоздалого осознания потери…
На целый миг, за который сердце споткнулось и забыло, как биться.
А потом Кроули едва слышно вздохнул. И медленно, словно поднимая непосильный груз, открыл глаза.
И Азирафаэль понял, что до этого, в общем-то, было не так уж и страшно.
— О, Господи… Кроули…
Демон моргнул. Медленно шевельнулись пульсирующие вертикальные зрачки, с трудом фокусируясь на его лице. Застыли, глядя куда-то сквозь него. Азирафаэль захлебнулся немым воплем ужаса. Он уже видел такие глаза. Раньше. Видел — у мёртвых змей. У замученных в казематах инквизиции и концлагерях Третьего Рейха узников. У погребённых заживо жителей Мехико и Спитака, не дождавшихся помощи.
Он пытался вздохнуть. Сглотнуть этот мучительный горький комок в горле. Вздохнуть, и заставить себя говорить, и помочь — хоть чем-нибудь, хоть словом, хоть жестом, вырвать из этого страшного предсмертного оцепенения. Пытался…
И не мог.
Он медленно, не в силах отвести
— Кроули, дорогой мой, ты можешь уже прекратить… — чувствуя, как срывается от мучительного сострадания голос, прошептал он. Кроули с трудом перевёл взгляд на него. Запоздало Азирафаэль осознал, что ему, возможно, просто трудно было фокусировать зрение, когда их лица разделяли какие-то сантиметры… А потом понял, что Кроули было трудно другое — ему трудно было просто смотреть. Просто оставаться живым.
Миг спустя серые губы демона слабо шевельнулись. И Азирафаэль, холодея, разобрал едва слышное.
— Я… большшше… не могу.
Он прерывисто вздохнул и в ужасе схватил Кроули за плечи уже обеими руками. Встряхнул, цепенея от мысли причинить боль недолеченным крыльям.
— Кроули! Кроули, хватит, отпусти, мы в безопасности! Кроули, ты слышишь меня?!
Демон слабо застонал. Змеиные глаза так и смотрели куда-то мимо Азирафаэля, в обморочное туманное «нигде», и ангел почувствовал, как его начинает затапливать уже не паника — слепой, лишающий воли ужас. Кроули держал дополнительную реальность. Всё ещё держал. И каждый миг, пока он продолжал делать то, на что вообще не должен был быть способен, отнимал у него уже не силы — саму жизнь.
— Хватит, Кроули! Остановись!
Демон наконец сумел справиться со своим зрением. На миг Азирафаэль задохнулся, встретившись с ним глазами. Передёрнулся, прочитав в плывущем взгляде какую-то дикую, нездоровую решимость.
— Дер… жиссссь, ангел.
— Что?..
— Поссследняя… п… попытка.
Губы Кроули искривила неровная, болезненная улыбка — не улыбка даже, оскал умирающего от болевого шока существа.
Азирафаэль непонимающе заморгал. Ох, нет, нет, Кроули ведь не мог… Он не станет делать глупостей, он ведь понимает, что всё равно не сможет прорваться наверх… Он ведь понимает, правда?..
Кроули слабо шевельнул плечами. Чуть повернул голову, убирая свой пылающий лоб от его лица — лишь затем, чтобы, почти повиснув у него на руках, без сил прижаться виском к его плечу. Если ноги у Кроули ещё и действовали, то сил стоять на них у него точно уже не было. Азирафаэль бессильно обнял дрожащего демона, отчаянно пытаясь передать ему хоть немного — пусть не сил, что он может сделать с этим проклятым ошейником? Но хотя бы — собственного тепла, собственной заботы… любви. Ангелы состоят из любви… ведь так? Ему всегда хватало её на всех, с кем сводила судьба… Кроме Кроули. Зачем она демону? Он не хотел навязывать Кроули то, от чего тот сам когда-то отказался. Не хотел…
Не хотел повредить.
Слепой эгоист.
Азирафаэль бессильно всхлипнул и, задыхаясь от боли и неожиданно острой ненависти к себе, порывисто прижался подбородком к рыжей макушке. Нет, Кроули не понимал, что задуманное ему не под силу, вдруг отчётливо осознал он. Не верил в то, что не сможет прорваться. Или — не позволял себе поверить в это.
— О, дорогой мой, прошу тебя… Не надо… Это тебя убьёт…
Кроули судорожно засмеялся ему в шею сдавленным, плачущим смехом. Ничего не ответил. А Азирафаэль вдруг отчётливо вспомнил, что в его правой руке был меч. Когда-то, совсем недавно, когда Кроули толкнул его к стене, заслоняя собой, своей силой и своими крыльями от взглядов преследователей.