Вопрос веры
Шрифт:
– Два!
– Чупа-Чупс!
– надрывался командир.
– Бросьте ей конфету, она отвлечется!
В голову Вероники полетело несколько конфет, но все тщетно, как и беспомощный голос Черноволосого:
– Девушка, пожалуйста, прекратите, выслушайте же меня...
– Три, - холодно сказала Вероника.
За миг до того, как должен был начаться кошмар, в игру вступил тот единственный, кто мог еще все предотвратить. Великий герой, о доблести которого слагают песни и пишут книги. Он вскочил на скамью подсудимых и могучим голосом, напоминающим
– Вероника!
– И она обернулась!
– Вероника! Тогда, в самолете, когда ты доставала с полки пистолет, я видел твою грудь!
Вероника выпустила брата, и тот с воем ударился головой об пол. Пистолет поднялся мне навстречу.
– Да ты что?
– прорычала Вероника.
В голове героя, который слишком поздно сообразил, что он - всего лишь я, пронеслись десятки вариантов последних слов. Я мог вызвать гнев, стыд, отчаяние, но выбрал другое. В какой-то безумной попытке достучаться до той, кого она назвала как-то своей "внутренней богиней", я понизил голос и сказал:
– Во всей моей беспросветной жизни не было секунды более светлой и прекрасной.
Я закрыл глаза. Секунды текли. Скоро мне в голову прилетит либо пуля, либо... Да! Есть! Теплая волна тщательно скрываемой презрительной жалости, перемешавшись с прохладным потоком подавляемой гордости, окатила мое пресыщенное существо. Но эмоциональный двойник из последних сил поднял голову и втянул все без остатка.
– Ты даже не пытаешься не быть придурком, - тихо сказала Вероника, и я услышал стук, который мог означать лишь одно: пистолет упал на пол.
Веронику схватили. Она, поникшая, опустошенная, покорилась. Встал на ноги Джеронимо. Он выглядел немного смущенным от того, чем обернулась его выходка.
– Увести ее!
– распоряжался командир.
– В камеру бешеную суку. В кандалы. И отделайте как следует прикладами по дороге.
– Никто никуда не уходит!
– Впервые за весь процесс стукнул молоточком Черноволосый.
– Судебное заседание продолжается. Я бы хотел...
– Судебное заседание превратилось в театр военных действий, - перебил его Русый.
– Нужны еще какие-то доказательства вопиющей девиантности подсудимых? Мой вердикт - смерть.
Оба они поглядели на Седого.
– Вердикты выношу я, - сказал тот.
– И все произошедшее, разумеется, повлияет. Но, поскольку сейчас ситуация стабильная, заседание можно продолжить. Прошу только надеть наручники на Веронику Альтомирано, иначе она, боюсь, убьет кого-то из двух своих сообщников.
– О, не трудитесь, милостивые сеньоры!
– махнул рукой Джеронимо, уже вернувшийся на скамью подсудимых.
– Наручники не помешают ей нас убить, поверьте.
– Правильно ли я понимаю, Джеронимо Фернандес Альтомирано, что, несмотря на все произошедшее, вы хотите оказаться беззащитным рядом с Вероникой Альтомирано?
– спросил Седой.
– Она ведь моя сестра, - тоном, не терпящим возражений, отозвался Джеронимо.
– Право убить меня
– Поясните, - нахмурился Седой.
– У нас крайне непростая семья, - вздохнул Джеронимо.
– Но есть некоторые законы и традиции, которые мы чтим. По ряду причин в доме Альтомирано существует документ, согласно которому Вероника обладает исключительным правом на вендетту в отношении любого человека, который лишит меня жизни, нанесет вред здоровью или хотя бы попытается это сделать. В свою очередь она обязуется собственноручно лишить меня жизни в случае, если мои действия поставят под угрозу безопасность дома. Я вас не слишком загрузил?
– Есть немного, - признал Седой.
– В общем, учитывая то, что я, говоря откровенно, похитил единственную наследницу дона и подверг ее смертельной опасности, Вероника уже давно имеет полное моральное право меня убить. Я приношу глубочайшие извинения за позорное бегство и клянусь, что впредь подобного не повторится. Вверяю свою жизнь в руки сестры.
Мы сидели рядом, но я вдруг почувствовал, что Джеронимо будто отдалился от меня, стал совсем чужим и непонятным. Если разобраться, что вообще я о нем знал? Что видел, кроме череды безумных масок, которые он менял со скоростью, отрицающей само понятие здравого смысла? Разве что ускользающее отражение его истинной сущности в глазах сестры.
Седой перевел взгляд за наши спины, туда, где солдаты все еще держали Веронику.
– Верните подсудимую на место.
– Обыскали ее под комбезом?
– услышал я голос командира.
– Сэр, так точно, сэр!
Результаты?
– Сэр, великолепные результаты, сэр!
– Оружие?
– Сэр, никакого оружия, сэр!
– Отпускайте. Шагай на место, сладкоежка.
Несколько секунд спустя слева от меня опустилась на скамью Вероника. Шестое чувство подсказало мне, что сейчас лучше помолчать.
– На самом деле я солгал, - сказал я.
– Это не был самый светлый момент в моей жизни. Но твоя грудь тут ни при чем. У меня болела голова и все тело, хотелось пить. А ты врезала мне пистолетом по голове. Собственно, если бы прошлое можно было редактировать, я бы этот момент вообще вырезал.
Когда Вероника повернула ко мне голову, я отчетливо понял, что следующее мое слово может стать последним.
– Но вот наша беседа под пиво и недавняя, в камере - это для меня действительно много значит.
Ощутив легкое прикосновение, я вздрогнул и скосил взгляд вниз. Там, сокрытая от посторонних взглядов, ладонь Вероники легла на мою ладонь. Ее сильные и нежные пальцы страстно обхватили мой средний палец, и я, заорав, сперва попытался вскочить, но от этого движения боль стала сильнее. Пришлось нагнуться вперед, долбанувшись об стол головой.
Вокруг нас тут же вырос частокол автоматных стволов.
– Все нормально!
– Я помахал не сгибающимся пока средним пальцем перед лицами солдат.
– Видите? Я цел и невредим.