Вор и тьма
Шрифт:
Перворожденный кинул Герингену соленого мяса. Бросил на землю, как собаке. До сих пор пленника не кормили, лишь поили немного, чтоб не издох раньше времени.
– Воды… – хрипло, пересохшими губами произнес пленник. – Дай воды…
Крик улыбнулся. Я уже знал, что за этим последует. Отвинтив крышку, эльф поднял над Герингеном флягу и слегка опрокинул ее. Так, чтобы вниз падала тонкая серебристая струйка.
Полковник задрал голову, жадно ловя ртом воду, а эльф двигал флягой из стороны в строну. Так, чтобы пленник тянулся за его движениями,
Томас Велдон сел на корточки перед носилками, поднял веко Ричарда, затем приподнял верхнюю губу. Инквизитор помотал головой и, поднявшись, произнес:
– Тейвилу быть человеком от силы до завтрашнего дня, и лучше бы нам не находиться рядом, когда он обратится.
– Так плохо? – спросил я.
– Смотри сам. – Церковник вновь отодвинул губу Тейвила. Появились два звериных клыка.
Я непроизвольно отшатнулся. Сколько в нем еще человеческого?.. Но Ричард Тейвил был рядом в трудную минуту, и я не допущу, чтобы он стал чудовищем!
– Мы должны помочь! – сказал я. Существовал только один способ сделать это.
– Не позволю! – В голосе монаха зазвенела сталь, в глазах воспылал знакомый огонь. – Никто не возьмет на душу грех смертоубийства!
– Отец Томас, подобных грехов на моей душе уже множество. Одним больше, одним меньше… На сей раз – ради благого дела!
Выпрямившись, Томас Велдон отгородил лейтенанта от меня.
– Тейвил больше не принадлежит себе. Рано или поздно, но его душа обретет Господа! Если хочешь, чтобы бессмертный дух склонился перед Нечистым прямо сейчас, убей его. Но сначала и меня, потому что я не дам преступить закон Божий. Закон Матери Церкви!
– Святой отец, – я не на шутку разъярился и с трудом подбирал слова, чтобы не вывалить на церковника ушат брани, – мудрость Матери Церкви, конечно, велика, но мы не можем просто ждать и смотреть, как наш товарищ обращается в монстра.
Я посмотрел на остальных. Гном задумчиво и несколько отстраненно наблюдал за возникшим спором; перворожденный откровенно насмехался, на его лице снова крайне неприятная ухмылка; а Рой сверлил взглядом землю. Как мало нас осталось! Пятеро и раненый арниец, полковника в расчет я уже не брал.
– Мне добавить нечего, – произнес отец Томас. – Всё сказал!
Я тяжело вздохнул. Чувствовал, что распаляюсь и вот-вот взорвусь. Как будто они не понимают, что уготовано Тейвилу!
– Не кипятись, Николас. – На плечо легла ладонь толстяка. – Удар милосердия сейчас не поможет. Ни ему, ни нам.
Я собрался возразить, я не думал сдаваться. Тогда Рой схватил меня за грудки и хорошенько встряхнул.
– Думаешь, мы, горцы, такие тупые, раз отдаем своих в аббатство Маунт?
– Ты о чем? – Я зашипел и отцепил от себя толстяка.
– Тебе ведь кажется простым и разумным упокоить Тейвила ножом или пулей. Почему
– Почем мне знать?
– Да потому, – Рой вплотную приблизил ко мне свою небритую физиономию, – что такое всегда сотворяло новую, еще большую беду.
– Дух обреченного покидает тело, – заговорил монах, – но не обретает покой. Он преследуют того, кто проявил милость. Следует за ним неотступно, появляется каждую ночь и доводит до самоубийства или сумасшествия. Одно спасение – не покидать намоленную церковь, только кто проживет остаток своих дней у алтаря? Может быть, ты, Гард?
Я молчал, и Томас Велдон продолжил:
– Когда такой «добряк», как ты, Гард, погибает или теряет разум, мятущаяся душа становится гораздо сильней. Она получает возможность материализоваться и нападает на всё новых и новых несчастных. Десятки и сотни обреченных! Это вновь народившееся отродье Сатаны почти неуловимо!
– Черный призрак, – произнес Рой.
– Так их называют, – согласно кивнул инквизитор. – Истинное проклятие земель к северу от Долгого хребта. Когда леса эльфов превратились в Запустение, появились и они. Святой инквизиции потребовалось более века неустанной борьбы, чтобы изничтожить их всех, или почти всех. Поэтому я не позволю тебе сотворить нового!
– Но мы же убивали упырей! А та маленькая мертвая девочка?! И никаких черных призраков потом!
– Когда мертвые нападают на живых, их влечет дьявольский голод, но не месть. Таких можно и нужно разить! Чтобы на время освободить несчастную душу от жуткой оболочки. Ненадолго. Но достаточно, дабы провести обряд упокоения.
– Выходит, с Тейвилом все иначе? Мы не можем ни спасти его жизнь, ни покончить с его мучениями. Мы даже рядом не должны находиться – вдруг не заметим обращения, и новый упырь кинется на кого-нибудь из нас! Что же тогда с ним делать?
– Помнишь, у Гнилого водопада, – монах исподлобья посмотрел на меня с укором, – я просил смерти для Ричарда Тейвила?
– Помню, не забыл… – процедил я.
– Это хорошо. А еще вспомни, о чем глупый монах предупреждал тебя. Там бы Ричард умер и встретился с Господом нашим, а теперь его смерть означает обращение. И даже нечто худшее, если ты прекратишь его мучения!
– Да что вам нужно от меня! Я все помню!
– Посему ты уразумеешь, почему оставляем Тейвила на этой поляне.
Я пораженно смотрел на церковника, а он не сводил с меня свой тяжелый, почти не мигающий взор. Его не переубедить.
Рой грязно выругался. В отличие от меня, толстяк понял, к чему клонит инквизитор. Акан стоял рядом, понурив голову. Я услышал, что он бормочет себе под нос:
– Дурак ты, Рой! Старый дурак! О чем только думал!..
Только сейчас до горца дошло, что ждет лейтенанта.
А что Барамуд и Крик? Гном закрыл глаза. Так, мол, и есть, как говорит инквизитор. Перворожденный снова холоден и отрешен. Я один на один с церковником.