Воришка Мартин
Шрифт:
Центр не понял, швырнул он тело вниз или опрокинул мир. Скала оказалась прямо напротив лица, и он ударил по ней клешнями омара, проткнув насквозь. Скала повисла между клешнями.
Последняя молния ширилась. Звуков не было, ибо все звуки теперь потеряли смысл. Пропала музыка, и перекошенное рваное море было безмолвно.
Бормотание рта затихло.
Рта больше не было.
Центр еще сопротивлялся. Он позволил молнии вершить свое дело по законам этих небес. Глаз больше не было, но центр видел, что промежутки
— Насрать мне на твои небеса!
Черные отростки и щупальца пронизывали море. Кусок шторма оторвался, как мертвый лист, и зияющий провал соединил небо с морем. Часть горизонта исчезла. Отростки молний тянулись к застывшим в небе и на волнах рептилиям, те меняли очертания, съеживались, пытаясь увернуться, но тоже падали и исчезали. Полоса пустоты протянулась через скалу Спасения.
Центр изо всех сил вцепился в скалу. Скала была тверже скал, ярче и крепче, и клешням было больно сжимать ее.
Море перекосилось еще сильнее и исчезло. Отдельные части пропали незаметно, словно ушли в самих себя, пересохли, рассыпались, стерлись, как ошибка.
Щупальца абсолютной тьмы протянулись к скале, и она оказалась такой же ненастоящей, как нарисованная вода. Она распалась на части, на смятые клочки бумаги, окруженные тем, что было известно центру, как «ничто».
Клешни продолжали сжимать нечто твердое, квадратное, с рисунком, высеченным на поверхности. Черные линии устремились туда, прошли насквозь и соединились.
Клешни ухватили пустоту.
Не осталось ничего, кроме центра и клешней. Клешни были огромные, сильные, огненно-красные. Они соединились, вцепились друг в друга, обламывая зубцы. Словно дорожный знак, светящийся в ночи, они предупреждали, что дальше начинается абсолютное ничто.
Центр забыл обо всем, кроме клешней и нависшей угрозы. Его внимание сосредоточилось на сломанных зубцах и огненно-красном цвете. Молния подступила ближе. Несколько щупалец нацелились в центр, ожидая удобного момента, а остальные принялись за клешни, сплетаясь над ними, ощупывая и стирая — с состраданием, которому неведомы ни время, ни жалость.
14
Высокий прилив почти полностью скрывал мол, если так можно назвать длинную насыпь из булыжников. Дрифтер подошел к берегу и заглушил мотор, но западный ветер какое-то время подгонял судно вперед. С берега, на фоне полыхающего зимнего заката, суденышко казалось черной тенью, чьи краски поглотили низкие тучи, висевшие над самым горизонтом. Море отливало свинцом, а за дрифтером к ослепительному горизонту тянулся черно-розовый след.
Человек на берегу не тронулся с места. Сапоги его увязали в сухом песке. За спиной виднелся дом и низкие очертания острова.
На
На мол шагнул офицер, быстро прошел к берегу и спрыгнул на песок. Ветер трепал документы в его руке, бумаги шелестели, как пыльные листья в конце лета, но это были единственные листья на острове. Только песок, домик и скалы посреди бесконечного моря. Офицер, тяжело ступая, прошел по песку и остановился в двух шагах от встречавшего.
— Мистер Кэмпбелл?
— Так точно. Вы с Большой земли по поводу?..
— Совершенно верно.
Кэмпбелл приподнял матерчатую кепку и снова надел.
— Вы не слишком-то торопились.
Офицер серьезно взглянул на него.
— Кстати, я — Дэвидсон. Не слишком торопился? Между прочим, мистер Кэмпбелл, я занимаюсь этой работой семь дней в неделю.
Сапоги мистера Кэмпбелла шевельнулись. Он вгляделся в серое осунувшееся лицо. Изо рта гостя исходил сладковатый запах, а немигающие глаза блестели чуточку неестественно.
Кэмпбелл снял кепку и снова надел.
— Подумать только.
Губы Дэвидсона слегка искривились в невеселой ухмылке.
— Это, знаете ли, большая война.
Кэмпбелл мрачно кивнул.
— Простите мне мои слова. Вы собираете горький урожай. Не понимаю, как вы выдерживаете.
Улыбка исчезла.
— Ничего не поделаешь.
Слегка наклонив голову, Кэмпбелл снова вгляделся в лицо офицера.
— Да. Прошу прошения, сэр. Пойдемте, я покажу, где его нашли.
Он повернулся и пошел, увязая в песке. Остановился и показал на конец галечной косы.
— Вон там. Он так и висел на поясе. Вы сами увидите. Рядом болтались разбитый ящик из-под апельсинов и жестянка. Да еще водоросли — северо-западный ветер всегда их прибивает, а с ними еще что-нибудь.
Дэвидсон искоса взглянул на него.
— Я понимаю, для вас это важно, но мне нужен только личный жетон. Вы сняли его с тела?
— Нет-нет, я ничего на касался… насколько мог.
— Такой коричневый диск размером с пенс, скорее всего на шее.
— Нет, я ничего не трогал.
На лице Дэвидсона снова появилась ухмылка.
— Что ж, тогда можно надеяться.
Кэмпбелл нервно потер руки и откашлялся.
— Вы сегодня тело увезете?
Теперь уже Дэвидсон вгляделся в лицо собеседника.
— Кошмары?
Кэмпбелл отвернулся к горизонту.
— Жена… — пробормотал он.
Он покосился на широко распахнутые глаза, видевшие больше, чем в силах вынести человек. Смущенно опустив голову, неожиданно признался: