Ворон и роза
Шрифт:
Действительно же внутри Дэниела Северина что-то воспалилось, и это продолжалось уже несколько лет. Но, к счастью, он от этого еще не умер.
Девушка опустила взгляд на ящик, на котором стояли ее ноги. Ее темные глаза стали печальными.
— Что в этом ящике? — спросил Дэниел.
— Труд всей моей жизни, — она подняла его. — Пожалуй, я лучше пойду.
Дэниелу вдруг захотелось, чтобы девушка осталась.
— Подождите. Вы не можете раздразнить меня вот таким заявлением, а потом просто встать
Лорелея снова села. На подносе лежало усохшее яблоко прошлогоднего урожая. Она взяла его, надкусила и со вздохом произнесла:
— Это длинная история.
— Я никуда не спешу.
Девушка отложила яблоко и минуту сидела, напряженно о чем-то размышляя, а затем открыла ящик и достала оттуда стопку бумаги. Все листы были исписаны карандашом аккуратным почерком. На дне ящика Дэниел успел заметить всевозможные безделушки: стеклянный кукольный глаз, женский гребешок, потрепанную книгу и брошюру.
— Большинство моих заметок обо всех заболеваниях, которые мне приходилось лечить. От родов до фурункулов.
— Роды? — изумился Дэниел.
— Только два раза. Путешествующие леди. Боже, какое это волнующее ощущение, Вильгельм, держать в руках только что родившегося младенца, видеть, как он вступает в жизнь, слышать, как плачет от радости его мать.
— Мою историю вы тоже запишете? — скрывая тревогу, спросил Дэниел.
— Конечно. У меня это первый случай амнезии. «Проклятие, — подумал Дэниел. — Придется уничтожить эти страницы, чтобы никто не узнал о моем пребывании в приюте Святого Бернара».
— Но вот здесь, — Лорелея хлопнула по бумагам на коленях, — кое-что другое. Это касается вспышки тифа.
Девушка разительно изменилась, рассказывая Дэниелу о содержании своих записей и идеях. Ее милое лицо озарилось внутренним светом, глаза сверкали, и она уже больше не выглядела такой простушкой. У нее была удивительная манера говорить. Увлекаясь, она жестикулировала, ее голос звучал хрипловато от возбуждения.
Дэниел знал, что за болезнь тиф. Он видел, как тиф косил целые армии, знал сильных мужчин, сраженных лихорадкой.
Но Лорелея проникла в суть проблемы, чего Дэниел даже представить себе не мог. Она поняла, от чего зависит выздоровление. Она верила, что может использовать свои знания, чтобы защитить людей от этой болезни.
Дэниел был в недоумении. Людовик XVI был совершенно равнодушен к страданиям своего народа. Его же дочь посвятила свою жизнь исцелению страждущих.
Девушка разложила свои записи на коленях.
— Что вы обо всем этом думаете? — спросила она Дэниела.
— Да я в этом ничего не смыслю.
— Как знать.
— Я знаю. Что говорит отец Ансельм о ваших идеях?
Лицо Лорелеи сразу помрачнело, и Дэниел
— Он говорит, что я напрасно теряю время. Отец Ансельм верит только практической медицине, когда пациент выздоравливает, а не теоретическим выкладкам.
— Тогда я считаю его глупцом.
Девушка нахмурилась:
— Он очень умный человек. В свое время отец Ансельм был очень квалифицированным врачом. Он просто не согласен с моими рассуждениями и выводами, которые я сделала, наблюдая за течением болезни.
— Что вы собираетесь делать со своими записями?
— Хранить их. Дополнять. Когда-нибудь… — она вдруг замолчала, закусила губу и убрала свои записи в ящик.
— Когда-нибудь… что? — подсказал Дэниел, мрачно подумав, что дни ее сочтены.
Лорелея пожала плечами:
— Всего лишь одна из моих фантазий.
Дэниел вспомнил, что тоже когда-то мечтал. Его мечтам не суждено было сбыться. Они потонули в кровавом потоке несколько лет назад и были разбиты вдребезги эгоистичной женщиной. Лорелея не доживет до того момента, чтобы увидеть, как ее разбитые мечты будут валяться в пыли у ее ног.
— Мне бы хотелось показать свои записи о тифе другим врачам.
— Тогда сделайте это, — настойчиво сказал Дэниел. — Пошлите их в Академию в Берн или… — вдруг ему в голову пришла неожиданная мысль, — барону Неккеру в Коппе.
— Но я никогда не смогла бы…
— Никогда — слишком большой срок для такой молодой девушки, — Дэниел покачал головой и продолжил: — Отошлите их. Сделайте хорошую копию с ваших записей и отошлите.
Лорелея рассмеялась:
— Такую работу выполнить очень непросто. Моя латынь ужасна.
— А я отлично знаю латынь, — заявил Дэниел. Боже, зачем он предлагает ей свою помощь?
Потому что это существенно облегчит исполнение его задания? Потому что, работая бок о бок с Лорелеей, он лучше узнает ее. Он изучит ее привычки, узнает ее уязвимые места.
— Правда, Вильгельм?
— Felix qui ptiut rerum cgnscere causas.
Лорелея на мгновение задумалась и перевела:
— Счастлив тот, кто сумеет постичь суть происходящего.
— Откуда вы знаете латынь?
Дэниел ожидал такой ловушки и был готов ответить.
— Понятия не имею. Но, кажется, контузия не повлияла на эти знания, и, вероятно, это единственное, что я помню.
Языки легко давались Дэниелу. Чтобы понравиться строгим наставникам в приюте для сирот в Санкт-Галлене, где он вырос, Дэниел старался преуспеть в обучении.
— Превосходно! — воскликнула девушка. Подавшись вперед, она положила свои маленькие руки на его. Руки целителя ласкают руки убийцы… Дэниел внутренне содрогнулся. Ему придется привыкнуть к ее близости, к ее приводящим в замешательство прикосновениям.