Ворон и роза
Шрифт:
Он поднял глаза к небу:
— Делайте что хотите.
Через несколько минут девушка сняла порванные нитки на шве и наложила повязку.
— Вот так, — сказала она, поправляя марлю. — Я закончила. Обнимите меня за шею, вам так легче будет подняться.
Тяжело вздохнув, он сделал, как она сказала.
— Готовы? — Спросила Лорелея.
Он кивнул. Ухватившись рукой за край кровати, она встала. Вес его тела тянул ее вниз, но девушка упрямо старалась удержать равновесие, помогая Вильгельму уверенно стать на ноги; Она с удивлением посмотрела
— Бог мой, какой вы высокий.
— А вы очень маленькая.
— Как вы себя чувствуете?
— Хорошо. Просто превосходно.
Лорелея откинула голову назад и изучающе посмотрела в его посеревшее лицо. По глазам она поняла, что у Вильгельма кружится голова.
— Лгун, — констатировала она. — Ложитесь обратно в постель.
Мужчина бросил на нее негодующий взгляд. Сердце Лорелеи сжалось от безысходности. Этот человек, который был чужим даже самому себе, никак не хотел замечать ее, несмотря на все ее старания. Он не мог быть таким, каким бы она хотела его видеть — добрым, нежным, уступчивым, полным юмора.
— Прошу вас.
— Нет. Я собираюсь отправиться на завтрак в трапезную.
— Вы просто невыносимы, — девушка тяжело вздохнула.
— Невыносимо лежать в постели.
— Вам нужен костыль?
— А у вас он есть?
Девушка подошла к настенному шкафу и достала оттуда крепкую прогулочную трость. Несколько лет назад отец Ансельм вырезал ее из ясеня, покрыл лаком и украсил набалдашником. Она отдала трость Вильгельму.
— Она слишком коротка для вас.
— Сойдет, — кратко сказал он. — Пошли.
— Старайтесь как можно меньше опираться на больное колено. Обопритесь на меня, — Лорелея обвила его рукой. — Вы такой худой, даже ребра выступают.
— У меня хорошие ребра.
— Знаю. Я могу чувствовать каждое из них.
Они не спеша вышли на улицу. День был морозным. Небо окрашено лучами восходящего солнца. В тишине раздался звон церковного колокола. Вильгельм закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Выражение его лица удивило Лорелею. Освещенное золотистыми лучами утреннего солнца, лицо мужчины смягчилось и приняло выражение величественного восторга. Казалось, он каждой клеточкой своего тела впитывает прозрачный воздух.
Боже, как он красив, даже небритый и с повязкой на голове.
Мужчина открыл глаза и перехватил ее пристальный взгляд. Его лицо превратилось в суровую маску безразличия.
— Прекрасный день, — заметил он.
— Я не собиралась разглядывать вас, — проговорила Лорелея. — Но я никогда не видела вас при солнечном свете.
Вильгельм отвел от нее взгляд и вонзил трость в снег.
— Мы опоздаем на завтрак, — пробормотал он.
Лорелея поняла, что у него есть уязвимое место. Вильгельму не нравилось, когда его разглядывают. Она показала на дорогу через двор.
— Сильвейн посыпал снег песком, чтобы не было слишком скользко. Вы уверены, что сможете дойти?
— Я сделаю это.
Они шли гораздо дольше, чем она обычно ходила, и наконец вошли в главное здание приюта.
— Здесь много ступенек, —
— Я взойду по ним только из-за запаха, — заявил Дэниел.
Девушка вдохнула аромат сдобных булочек.
— Мастерство Маурико компенсирует ваши неудобства, — она уже хотела спросить его о колене, но, предвидя ответ, промолчала. Несмотря на все возражения и протесты, Лорелея подозревала, что его ногу терзает ужасная боль.
Они взобрались по узким ступенькам, и открыла дверь в трапезную. Их встретил шум голосов и звяканье посуды. В комнате с высоким потолком главное место занимал длинный стол. В дальнем конце комнаты на каменной стене был высечен щит, изображающий Святого Августина с пылающим сердцем.
При неожиданном появлении Лорелеи и Вильгельма все притихли. Пятнадцать голов повернулись в их сторону. Лорелея первой пришла в себя после неловкой тишины.
— Вильгельм решил присоединиться к нам, — произнесла она. — Вопреки моим распоряжениям, должна сказать.
Дэниел дрожал от слабости, когда Лорелея и послушник помогли ему сесть на скамью. Девушка села рядом. В его голове толчками пульсировала кровь, а колено горело от боли. В сотый раз он отругал себя за то, что чуть не поставил свою подпись под бумагами Лорелеи. Но ночное нападение придало ему, решимости. Он не успокоится, пока не узнает, кто хотел его убить.
Во главе стола сидел отец Джулиан. Несмотря на возраст, это был красивый мужчина с тонким, благородным лицом, острым, прямым носом, твердыми губами, сложенными в суровую линию. Его глаза напоминали серый камень, омытый ледяным горным потоком. При дыхании ноздри его тонкого носа трепетали:
— Добро пожаловать к нашему столу, — пригласил настоятель.
— Благодарю, — произнес Дэниел.
— Приятно видеть, что вы выздоравливаете. Вы покинете нас раньше, чем мы предполагали, — продолжил беседу отец Джулиан. Но в его вежливом голосе слышались беспокойство и нетерпение.
«Настоятель хочет, чтобы я уехал. Может, попыткой задушить меня просто хотели запугать, чтобы ускорить мой отъезд? Не он ли повинен в этом?»
Отец Джулиан встал и начал читать молитву. Строгий голос настоятеля торжественно звучал под сводами трапезной. Дэниел заметил, что отец Джулиан даже не открыл лежащую перед ним книгу на странице, заложенной лентой. Он знал текст наизусть. Его невозмутимый взгляд скользил по комнате.
Дэниел прислушался к словам молитвы. «…Хлеб лжи сладок для человека, но потом его рот наполнится гравием. Добыча сокровищ путем лживого языка — это пустая трата времени, навлекающая смерть…» Острые, язвительные слова настоятеля, как стрелы, ранили сердце Дэниела. Внутри у него все кипело. Он был разгневан и… растерян. Что это? Ворон корчится? Боже праведный! Неужели совесть побеждает его продажную душу? Нет. Он не может этого допустить.
Молитва закончилась. Дэниел осторожно огляделся вокруг. Заметил ли кто его замешательство? Нет, все были заняты трапезой.