Ворон и роза
Шрифт:
— Вы на самом деле хотите помочь мне? На это потребуется очень много времени.
Дэниел откинулся на подушку и осторожно высвободил свою руку.
— Дайте подумать. Завтра я планировал сосчитать перекладины на потолке. Послезавтра я хотел посмотреть на звезды. Но, возможно, я смогу пригодиться вам.
— О, Вильгельм!
Ее радость была искренней, ее звонкий смех совсем не похож на смех всех тех женщин, которых Дэниел знал до встречи с Лорелеей. Дэниел улыбнулся.
Девушка посмотрела на него и тотчас же стала серьезной.
— Что случилось, Лорелея?
—
Дэниел в замешательстве посмотрел на девушку.
— Мы приступим сейчас или подождем до завтра? — спросил он быстро, чтобы скрыть свое смущение.
— Очень мило с вашей стороны, но у нас ничего не получится. Почему профессор медицины должен читать работу женщины с таким ограниченным опытом работы?
— Потому что вы сохраните в тайне свое имя. Используйте только его начальные буквы. Составьте рекомендации от… дайте подумать, Фредонского лицея.
Она покачала головой, усмехнувшись:
— Я не могу поступить бесчестно. Кроме того, отец Джулиан никогда не позволит мне отослать эти бумаги. Он считает меня слишком подверженной соблазнам.
— Неужели? Да вы невинны как младенец! Отец Джулиан! Он, что, покровительствует вам?
— О да. Он всегда покровительствовал мне.
— Всегда?
— Да. С самого моего рождения.
— Вы сирота? — спросил Дэниел. Он затаил дыхание и ждал ее ответа. Сейчас от Лорелеи он узнает еще одну версию о ее рождении.
— Найденыш. Оставленная путешественницей, которая исчезла в темноте, — сказала девушка. Порывшись в карманах, она извлекла оттуда маленький кожаный мешочек: — Вот эти четки — все, что она оставила при мне, — нанизанные на нитку блестящие бусинки струились сквозь пальцы Лорелеи. — Она даже никак не назвала меня. Я представляю свою мать прекрасной леди, или, возможно, она была артисткой, или танцовщицей. О ней никто ничего не знает. Но у меня есть своя умная голова на плечах. Отец Джулиан всегда так говорит. Возможно, я унаследовала это от своего отца.
«Ничего подобного», — с отвращением подумал Дэниел.
— Отец Джулиан подавал прошение в епархию, чтобы мне позволили остаться в приюте, — продолжала Лорелея.
Настоятель, должно быть, знал, что она незаконнорожденная принцесса. Зачем иначе ему нужно было настаивать на том, чтобы растить и воспитывать девушку в чисто мужском обществе? Дэниелу хотелось спросить ее об отце, но он боялся вызвать ее подозрения.
— Вот и конец, — закончила Лорелея свой рассказ.
Дэниел полностью поверил ей. Она действительно не знала; кем были ее родители.
— Вашему рассказу или научному труду? — уточнил Дэниел.
— И тому и другому.
— Не рассказывайте настоятелю о своем трактате, — посоветовал он.
По выражению ее лица Дэниел понял, что о таком решении своей проблемы она даже не думала. Боже, какой же она была наивной. Обман был так же чужд ей, как хорошие манеры при дворе Жозефины.
— Но как я смогу проделать все это за его спиной? Он все узнает на исповеди.
— Вы считаете, что такой маленькой хитростью вы обречете себя на вечные муки в аду? Пусть
«Убийство во благо всей Швейцарии», — невесело подумал он. Дэниелу очень хотелось верить в это.
— Ваша работа очень ценна, чтобы скрывать ее, — продолжил он.
Легкая как птичка, Лорелея присела на краешек кровати и чмокнула его в губы.
— О, Вильгельм, я так вам благодарна.
Его черные мысли улетучились, словно облака при сильном ветре. Дэниел обнаружил, что ему приятен неповторимый весенний аромат ее дыхания, трепет едва прикоснувшихся к его губам нежных девичьих губ. В ее поцелуе не было ничего сексуального. Это была благодарность и признательность за мудрый совет и помощь. Непроизвольный жест обрадованного ребенка, само существование которого угрожало двум независимым нациям и который спас ему жизнь.
Утомленный происходившей в нем борьбой, Дэниел откинулся на подушку. Он, молча и смущенно смотрел на девушку. Локон каштановых волос обвился вокруг маленького уха, длинные ресницы отбрасывали тень на розовые от радостного волнения щеки.
Взгляд Дэниела привлекла бритва, лежавшая на столике у кровати. Он медленно потянулся к ней и сжал в дрожавшей руке. Одним быстрым движением он выполнит свою задачу.
Дэниел поднял бритву. Он представил ярко-красный порез на ее белом горле. Хватит ли ему сил, чтобы тайно вытащить тело на улицу и сбросить его в озеро? Мужчина повернул руку, чтобы острый край был обращен к ней.
Лорелея перевела на него взгляд и улыбнулась. Ее улыбка была такой нежной и загадочной, что он задохнулся от неожиданности. Она посмотрела на бритву, которую Дэниел судорожно сжимал в руке.
— Сейчас, — она провела пальцами по его щеке, — мне кажется, достаточно бриться один раз в день, Вильгельм, — сказала она. — Подождите до завтра.
Дэниел лежал, пытаясь привести в порядок свои мысли, и неожиданно понял, что не сможет убить ее. Не потому, что она многообещающий врач, и даже не потому, что она спасла ему жизнь. Он не станет убивать ее, потому что Лорелея де Клерк самым непостижимым образом пробудила в глубине его огрубевшей души искорку порядочности. И эта искра с каждым новым часом, проведенным рядом с этой необыкновенной девушкой, разгоралась все ярче.
Но теперь у него возникла новая проблема. Если он не совершит это убийство, как было приказано, тогда Жан Мьюрон — упрямый швейцарский патриот, заключенный в парижскую тюрьму, — умрет. И кто-то другой, еще менее порядочный, чем Дэниел Северин, придет за Лорелеей.
ГЛАВА 4
— Лорелея, ты можешь довести человека до убийства! — кричал повар, размахивая перед ее носом большим ножом для резки мяса. — Прости меня, Маурико. Я пыталась очистить ее, но… — девушка виновато рассматривала его лучшую ступку, ставшую теперь темно-коричневой от сока грецких орехов. У очага пес жадными глазами смотрел на пару цыплят, нанизанных на вертел. Маурико оторвал у одной птицы ногу и отдал лакомый кусочек собаке.