Ворона для Царя
Шрифт:
– Подай масло, пожалуйста, - попросил он. У меня едва глаза на лоб не полезли от возмущения.
Сейчас, конечно, передам! А может, тебе еще и булочку намазать? – ругалась про себя я, но на лице не выдала ни единой эмоции. Молча обошла его, стараясь не прикоснуться даже одеждой, прошла к столу, взяла тарелку и стала накладывать макароны.
– Ну... сам так сам, - вздохнул Царь и взял пачку масла.
Он что тоже собирается поужинать? Именно сейчас, когда я пришла на кухню? Я начинала закипать от злости. Не могу даже поесть нормально в собственной квартире! Стоит он тут, в домашних спортивочках, в тапочках, с голым торсом, берет хлеб из
Пока тарелка с макаронами крутилась в микроволновке, я нервно дергала ногой. Хотелось поскорее взять свой ужин и отправиться в свою комнату. И тут я вспомнила Машкины слова: «Сначала он выжил тебя из школы, потом из дома, какой будет следующий шаг? Выживет из жизни?»
Нет уж, это моя квартира, моя кухня, мой стол! И я буду есть здесь!
Микроволновка пропищала, я взяла тарелку и уселась за стол. Царь к этому времени налил себе чай, намазал булку маслом и сел напротив меня.
– Приятного аппетита, - сказал он.
Я чуть не подавилась сосиской. Царь пожелал мне приятного аппетита? Здесь явно должен быть какой-то подвох… Может, он что-то подсыпал в макароны? Битое стекло или яд, к примеру. От него можно все что угодно ожидать. Я смотрела в тарелку, вроде ничего подозрительного, но аппетит резко пропал. Видимо, сидеть за столом с главным героем моих кошмаров, было выше моих сил.
Я вышла из-за стола, оставив почти нетронутые макароны, пошла в свою комнату, направила кровать, задернула шторы, и завалилась под одеяло с плеером. Я вроде бы не собиралась ложиться спать, ведь времени было еще только семь часов, но сама не заметила, как провалилась в сон.
Проснулась от боли в ухе и с закрытыми глазами вытащила наушник, который надавил так сильно, что ухо ныло, словно у меня запущенный отит.
– Люсь, там Жора вкусный омлет приготовил. Иди, поешь, - заглянув в комнату, вежливо предложила мама.
– А что уже утро? – щурясь от света из коридора, спросила я.
Мама засмеялась.
– Сейчас девять часов. Не знаю, чего ты так рано улеглась.
– Утра? – спросонок ничего не понимала я.
– Вечера, Люд!
Я отвернулась к стенке и закрыла глаза. Мне хотелось снова провалиться в сон. Там так хорошо. Там нет слез и переживаний, нет ни Царя, ни его папаши, который приготовил омлет, а мой желудок, предатель, среагировал на него, как рыбка на червя. Еще бы, я сегодня ела только утром…
Как бы я ни старалась уснуть, но урчащий живот все равно выманил меня на кухню.
– Пусть сам есть свою стряпню! – глянув на аппетитный омлет, проговорила я, и, вытирая слюни, заводила глазами в поисках чего-нибудь не менее вкусного.
На подоконнике стояла открытая банка с солеными огурцами. Ну как я могла не угоститься на ночь бабулиными огурчиками, которые я обожала с детства.
Я съела, наверное, полбанки вприкуску с черным хлебом. Прихватив с собой стакан с водой, пошла в комнату.
– Они оба хороши, Жень. Моя тоже огрызается теперь, слово ей не скажи, может и ударить. А сегодня взяла и испортила дорогие таблетки!
– послышалось из маминой комнаты.
– Я со своим поговорил, - вздохнул Жора. – Макс обещал, что больше ее не тронет.
– А он вообще как объяснил такую неприязнь к ней?
– Да тут не Людка твоя виновата. В общем… она
У меня чуть не выпал из рук стакан. Они говорят про девочку, которую я видела на фото?..
– У тебя есть еще один ребенок? Ты мне не рассказывал…
– Нет, это ребенок моей бывшей мегеры.
– От второго брака? – спросила мама.
– От первого. Мы же с ней не были расписаны. Полгода пожили вместе, она забеременела, я сделал ей предложение, но она отказалась выходить за меня. А когда Макс родился, дала ему свою фамилию. Наплела мне, что как матери одиночке ей будут выплачивать какие-то пособия. А потом призналась, что от меня ей изначально нужен был только ребенок. Мы разошлись, когда Максу не было и года, но я навещал его каждую неделю, приносил игрушки, которые от него в итоге прятали. Ему не разрешалось играть в игры. У Макса даже погремушек не было. Он был роботом, послушно выполняющим команды матери.
– В смысле? Каким роботом? – послышался удивленный голос мамы.
– Ударение не так поставил – получай по губам, принес четверку – получай ремня, проспал на минуту – наказан на всю неделю. Она была дьяволом воплоти. И я не лучше… Потому что оставил сына с этим дьяволом… Когда Максу было два года, он знал все цвета, включая золотистый и серебристый, умел считать до десяти и обратно, и безошибочно рассказывал весь алфавит. В его комнате были только книги, учебники, прописи, доска с мелками, предназначенная только для обучения. Он занимался по пять часов в день. Бывшая была помешана на образовании. У нее два высших, и куча каких-то законченных курсов. К тому моменту, когда Макс пошел в первый класс, мегера вышла замуж за начальника департамента образования и родила дочку. Она работала директором в школе, где учился Макс и следила за каждой его оценкой. Запрещала ему общаться с одноклассниками и заводить друзей. Боялась, что его испортят, будут мешать учиться. Помню, я как-то приехал навестить его в выходной день, а у него все пальцы в синяках. Оказалось, что Макс занял второе место в городской олимпиаде… Он ходил в школу с температурой, с кашлем, с отравлением. После уроков с ним сидели репетиторы. А к Лизке относились иначе: игрушки, карусели, мультфильмы. У нее было все. И два любящих родителя в придачу.
– Почему так? – спросила мама.
– Да потому что изначально, когда мы познакомились, она не любила меня, от меня, как я уже сказал, нужен был человек, которого она будет учить, с фанатизмом передавать ему все свои знания. Не знаю, может, она хотела вырастить будущего президента. А потом вышла замуж по любви, и в этой любви родилась дочка, в которой она души не чаяла, как и в своем муженьке.
– Вот сейчас ты рассказываешь, а у меня волосы дыбом встают. Разве можно представить, что Макс когда-то был домашним мальчиком. По нему совсем не скажешь…
– Когда он закончил восьмой класс, его мать ушла с должности директора в департамент образования на место начальника, а ее муженек подался в политику. Вот тогда Макс резко изменился. Я перестал узнавать сына. Первым делом он захотел перейти в другую школу и переехать жить ко мне. Здесь он почти сразу обзавелся друзьями, стал ходить в какой-то спортивный зал, сменил прическу, одежду, у него изменился голос, смех, взгляд. Как будто я знал двух разных людей. И честно сказать, я считал и до сих пор считаю, что пусть он будет таким, как сейчас, чем тем безжизненным существом, который не умел улыбаться.