Воронцов. Перезагрузка. Книга 2
Шрифт:
— Теперь перемешиваем, — сказал я Петру, который помогал мне. — Хорошенько, чтоб вся зола с водой контактировала.
Мы долго мешали эту серую жижу длинными палками, пока руки не устали. Потом я велел оставить смесь на несколько часов, чтобы зола хорошенько выщелочилась.
К вечеру я вернулся к бочке. Жидкость над золой стала мутно-желтоватой — это был щёлок, который нам и нужен был. Я подставил под отверстия в дне бочки другую ёмкость и открыл их, позволяя щёлоку стекать. Процесс шёл медленно, жидкость фильтровалась через слой соломы, оставляя в бочке твёрдые
— А теперь самое сложное, — сказал я, когда щёлок был собран. — Нужно его выпарить до получения сухого поташа.
— Выпарить? — переспросил Петр. — Как соль из рассола?
— Именно так, — кивнул я. — Только осторожно, чтобы не сгорело.
Я взял глиняный горшок поменьше, который решил использовать временно, пока наша реторта сохнет, и перелил в него щёлок. Поставив горшок на небольшой костерок, я стал медленно выпаривать жидкость, постоянно помешивая, чтобы она не пригорала.
Процесс занял несколько часов. Петр сидел рядом, подбрасывая дрова в костёр и с интересом наблюдая, как мутная жидкость постепенно выпаривается, становясь всё более концентрированной. Наконец на дне горшка начали появляться белые кристаллы — это был поташ, карбонат калия, важнейший компонент нашего плана.
— Вот он, поташ, — я показал Петру кристаллы на дне. — Из него и мыло делают, и стекло.
— И всё это из обычной золы? — удивился Петр.
— Всё из неё, родимой, — кивнул я. — Зола — богатая кладовая, если знать, как ею пользоваться.
Наконец горшок с поташом был готов. Теперь оставалось дождаться, пока высохнет и обожжётся наша реторта, и мы сможем перейти к следующему этапу — получению светильного газа.
Два дня тянулись как вечность. Я не находил себе места, по несколько раз в день наведываясь к Илье, чтобы проверить, как сохнут мои изделия. Наконец он сказал, что они достаточно просохли и готовы к обжигу.
Обжиг занял ещё день — нужно было медленно повышать температуру, чтобы глина не потрескалась. Я сам следил за огнём, подбрасывая дрова и регулируя тягу в печи. Когда изделия раскалились докрасна, я понял, что цель достигнута.
После остывания наша реторта приобрела красно-оранжевый цвет и стала твёрдой, как кирпич. Крышка идеально подходила к ней, а трубка, хоть и немного покорёжилась при обжиге, всё ещё была вполне пригодной для использования.
— Теперь пора собирать нашу конструкцию, — сказал я Петру, который всё это время верно помогал мне. — Неси уголь, самый лучший, какой есть.
Пётр принёс корзину с древесным углем — чёрным, блестящим, явно хорошего качества. Я насыпал часть угля в реторту, а поверх него высыпал наш поташ. Затем плотно закрыл всё крышкой, оставив только отверстие для выхода газа.
— А теперь самое интересное, — сказал я, устанавливая нашу конструкцию на очаг. — Будем добывать светильный газ.
Я развёл под ретортой сильный огонь. Внутри начался процесс — вода, оставшаяся в поташе, превращалась в пар, который, проходя через раскалённый уголь, преобразовывался в смесь газов, богатую водородом и угарным газом. Именно эта смесь и была нам нужна для восстановления железа
К отверстию в крышке я приладил глиняную трубку и направил её в другой сосуд, наполненный красной глиной, перетёртой в порошок. Пётр смотрел на всё происходящее с нескрываемым изумлением.
— Сейчас газ пойдёт через глину, — пояснил я ему. — И начнётся волшебство.
— Какое волшебство? — с опаской спросил Пётр.
— Железо из глины добудем, — ответил я, не отрывая взгляда от нашей конструкции. — Газ заберёт кислород из красной глины, и останется чистое железо и белая глина.
Пётр покачал головой, явно не веря, что такое возможно. Но я был уверен в успехе — химические реакции подчиняются строгим законам, и если всё сделано правильно, результат будет именно таким, как я рассчитывал.
Процесс шёл медленно. Из трубки появился сизый дымок, который начал проходить через слой красной глины. Я внимательно следил за тем, чтобы огонь под ретортой не угасал, и за тем, как меняется цвет глины в сосуде.
Постепенно красная глина начала темнеть, приобретая серо-коричневый оттенок. Это был хороший знак — железо восстанавливалось, отделяясь от кислорода.
— Смотри, Петро, — я указал на изменение цвета. — Видишь, как меняется? Это железо проявляется.
Процесс занял несколько часов. Всё это время я не отходил от нашей конструкции, подбрасывая дрова и следя за тем, чтобы всё шло как надо. Наконец, когда глина в сосуде приобрела равномерный серо-коричневый цвет, я решил, что пора заканчивать.
— Теперь нужно остудить всё и проверить результат, — сказал я, убирая реторту с огня.
Остывание тоже заняло время — нельзя было резко охлаждать нашу конструкцию, чтобы глина не растрескалась. Когда всё наконец остыло, я осторожно высыпал содержимое сосуда на чистую ткань.
— А теперь самое интересное, — я достал из кармана большой кусок магнетита, который мы когда-то собирали с деревенскими ребятишками. — Сейчас увидим, получилось ли у нас железо.
Я провёл магнетитом над рассыпанной глиной, и произошло чудо — тёмные крупинки потянулись за камнем, прилипая к нему, как пчёлы к мёду. Это было железо — настоящее, восстановленное из красной глины!
— Господи Иисусе! — выдохнул Пётр, глядя на это зрелище. — Неужто и впрямь железо?!
— Оно самое, — я не мог сдержать торжествующей улыбки. — А то, что осталось — белая глина, из которой можно делать фарфор или огнеупорные кирпичи для нашей печи.
Я собрал железные крупинки, прилипшие к магнетиту, в маленький кожаный мешочек. Их было немного, но грамм четыреста получилось. И это с пяти килограмм глины! Это был успех, доказательство того, что мой план работает!
— Теперь нужно делать всё то же самое, но в большем масштабе, — сказал я Петру. — Построим печь побольше, сделаем реторту поавторитетнее, и будем добывать железо килограммами, а не крупицами.
Пётр смотрел на меня с нескрываемым уважением и восхищением.
— Егор Андреевич, — проговорил он тихо, — да вы… да вы чародей настоящий! Из глины — железо! Кто бы мог подумать…