Воровка чар (Дилогия)

Сокол Анна

— Волотки,— горько проговорил чернокнижник, седлая нервно прявшую ушами кобылу. — Зачем искать новый арбалет, если можно просто вложить в ложе старого очередной болт.

— Они воспользовались… — начала я. — И завершили ритуал вызова дасу?

— Да, — грубо ответил Вит и, словно ставя мне это в вину, закончил: — А мы уехали, — мужчина пришпорил лошадь и скрылся во тьме.

— Куда!? — закричал Рион. — Только лошади ноги переломаешь!

Да, мы уехали. И слава Эолу, что мы сейчас посреди темного леса, а не у теплого очага в Волотках. Здесь можно выкопать

нору, заползти в нее и молиться, чтобы пришедший в наш мир дасу прошел мимо и не заметил.

— Останься с Михеем, — выкрикнул Рион, и я обернулась как раз в тот миг, когда парень затянул подпругу и вскочил в седло.

— Тебя-то куда понесло? — спросила я в спину удаляющемуся чаровнику, но он не услышал. Рион с куда большей осторожностью, чем вириец, понукнул рыжую и въехал под сень вековых деревьев.

Я могла бы крикнуть ему, что зря он все это затеял. Впереди нет ничего кроме смерти. Ничего и никого… кроме Вита, а тому Рион нужен, как трава-лебеда травнице. То есть, совсем не нужен.

Хотела, но не крикнула. Бесполезно. Не послушает. Я бы точно не послушала, несмотря на то, что от одной мысли о возвращении шерсть вставала дыбом, а хвост стегал по земле.

— Иди с ними, — услышала я дрожащий голос Михея. — Иди, я тут сам… сам…

Тетива соскальзывала и соскальзывала. Парню бы задуматься, отчего его «живущий собственной жизнью» артефакт так своевольничает, и перестать попусту дергать рычаг.

— Ну, спасибо тебе за разрешение, — проговорила я и, тем не менее, стала отвязывать лошадь. — Мы оба знаем, что раненым ты в лесу долго не протянешь. Тебя убьет либо зло, — я обернулась на тропу, — что хозяйничает сейчас в Волотках, либо клыки или когти куда более теплых хищников, — я накинула на Облачко потник и седло. — Ты что выбираешь?

Если Вит не вернется, мысль отдалась неожиданной болью внутри, и кошка замотала башкой — нет-нет-нет… Если умрет и Рион, а без чернокнижника у парня нет никаких шансов… Поправка, у нас никаких шансов. Среди недомагов и недоучек вириец один хоть чего-то стоит.

Я сжала повод. Если уеду сейчас, то обратно точно не вернусь. Подстегну кобылу и не остановлюсь, пока не переломаю ей ноги. Или себе шею.

Михей следил за каждым моим движением. Следил и молчал. А я вдруг поняла, что он знает, о чем я думаю. Знает и дает мне шанс уйти. Деревенский рыбак, не обладающий большим умом, оказался на удивление прозорлив, и чаще всего это выходило ему самому или всем нам боком. Святая простота, та хуже воровства.

— Ты еще успеешь их догнать.

— В святые потянуло? Сподвижником Эола захотел стать? — поинтересовалась я и отвязала мерина.

Эол, с каких это пор я задаюсь такими вопросами? С каких пор меня волнуют чувства Михея? Как же хорошо быть ведьмой, знай себе капай людям на темечко, и пусть у них голова болит.

Я подвела коня к старому возку.

— Мы поедем медленно. Вместе поедем. — Кошка выпустила когти и фыркнула. — С телегой все равно галопом не поскачешь. Если успеем, догоним.

Я не договорила, что там мы должны успеть, умереть вместе с Витом и Рионом или сбежать, но

Михей и не нуждался. Ответом мне стал звонкий щелчок взведенной тетивы. Артефакт был куда умнее своего хозяина.

Днем мы успели пройти всего несколько десятков вар, ночью этот путь показался мне в два раза длиннее. Может потому, что идти не хотелось, потому, что каждый шаг казался тяжелым, словно окружающий воздух вдруг превратился в воду, которая сопротивлялась и сопротивлялась. Под колесами повозки хрустели ветки и хвоя, лошади пофыркивали, их теплое дыхание инеем оседало на мордах. По тропе тянуло холодом. Неправильным холодом.

«Приход дасу в наш мир всегда сопровождает что-то подобное: гроза, буря, наводнение, землетрясение…» — сказал Вит.

Лес, который никогда не затихал, лес, живущий своей жизнью и при свете дня, и во тьме ночи, лес наполненный звуками, шорохами и криками, замер.

Птица спряталась в дупло, мышь-полевка, затаилась между корнями, ветер пробежался по кронам и затерялся в листве. Ветви поникли. Холодное дыхание чего-то чуждого посеребрило черные стволы, лизнуло корни...

— У тебя глаза светятся,— проговорил Михей без особого удивления.

— Как светятся? — тоже не особо впечатлившись, переспросила я.

— Как у господина кудесника.

— Завязывал бы ты с «господами», — я отвернулась, ночной мотылек, сложив крылья, замер в обманчивой неподвижности на красноватой коре.

У Вита светились глаза, когда я нарисовала на земле рисунок — хотела вспомнить, где приносили жертвы, а оказалось... Теперь же глаза светились у меня, хотя никаких знаков мне никто не показывал, да и амулет, я коснулась пальцами маленькой капельки, на месте. Но Михей видел. Я подумала и сняла подарок Дамира. Вряд ли я смогу тут кого-нибудь напугать. Кошка одобрительно фыркнула, она считала, что давно пора перестать скрывать цвет шкуры.

Колесо телеги подпрыгнуло на камне, и стрелок едва не пересчитал себе зубы арбалетом. Мы шли уже четвертый час. Вернее, я шла, ведя мерина, Облачко, привязанная к возку, семенила следом. А Михей лежал и в данный момент героически целился во тьму, вернее в куст бузины и притихшую мошкару.

Стоп. Я что вижу в темноте? Ведь вижу, и весьма неплохо, вон неповоротливый жук потер лапки на коричневом листе, под поросшим мхом пнем лежала змея. Я не просто видела в темноте, я отмечала малейшее движение, дуновение ветра… Следила, как кошка за притаившейся в норе мышью, следила, как хищник за добычей. Кошка заурчала. Я все еще говорила кошка, хотя давно пора было говорить «я».

Кто же я? Водянка? Что-то я не слышала о водном народе такого. А что слышала? Что разбудили во мне маги ритуалом покаяния? Темную кровь? И не потому ли меня выкинули в реку, словно ненужный в хозяйстве скарб?

— И рычишь, — тоскливо глядя на мою бесцветную физиономию, добавил стрелок. — Все так плохо?

— А ты не чувствуешь?

— Нет.

— Повезло.

Тропа, по которой мы уходили из Волотков, становилась все холоднее и холоднее, словно по воле злых чар из ранней осени мы переносились в зиму.