Воровка. Королевы бандитской Одессы

Вяземская Ольга

Одним словом, профессор оказался бережливым и экономным, а Ольгины вкусы требовали на каждый выезд нового наряда и украшений. Да и, кроме выездов, ей хотелось весьма и весьма многого. Причем по большей части недешевого, чтобы не сказать невероятно дорогого. Ольгины траты Цабель пытался контролировать, но преуспел в этом немного. Тогда он стал взывать к ее разуму – и это тоже было ошибкой. Только начав запирать ее чековую книжку, он узнал, что супруга от его имени наделала кучу долгов.

Цабель долги отдал, супругу запер в неуютном, скверно отапливаемом доме – и через неделю узнал, что она

буквально через два дня перешла в лютеранскую веру и что нынче он, профессор, преподаватель и дирижер императорской консерватории, жены не имеет, а вот долгов стало только больше.

«Однако что это я о муже бывшем вспомнила? Нынешний не в пример удобнее. Да и титул… А сие такой предмет, который на тропинке не найдешь…»

– Поленька, дружок, думается мне, что после бала следовало бы отправиться на Восток…

– В британские владения, душенька? Индия? Цейлон?

– О нет, Полюшка. Значительно ближе. Быть может, Сибирью ограничусь…

– Господи, матушка! – Поля всплеснула руками. – Туда ведь каторжников отправляют да на вечные поселения ссылают. Край-то страшный, а вы… по собственной воле. Да как же отговорить-то вас? Как от беды уберечь?

– Дружочек, однако же господа ученые настаивают, что именно там и есть истоки цивилизации. Что именно от Урала на восток следует двигаться, создавая новые города и изучая огромную империю.

Поля покачала головой. Третьего дня она собственными ушами слышала эту фразу от одного из гостей дома – профессора странной науки под названием «антропология». Сам профессор чаще бывал в экспедициях, чем в столице. Собственно, его нынешний визит был только поисками достаточного финансирования задуманного им пятилетнего путешествия по Сибири до самого Тихого океана. Неужто ж мачеха с ним собралась?

«Хотя что это я? Чтобы душенька Ольга да с каким-то сморчком в места дикие вздумала отправляться? Этого и представить себе невозможно… Счастье, что быстро от папаши моего, Цабеля, смогла избавиться…»

– …хотя это дело будущего. Нынче же собери мне сведения о банковских заведениях на востоке державы.

Полина с облегчением услышала, что поездка – «дело будущего». Она кивнула и стала записывать указания.

– Кроме того, – продолжала Ольга, – я бы хотела знать о железной дороге, что строится к Харбину. Как можно больше. Карты, сметы строительства… все, что найдешь.

Полина снова кивнула. Такое задание было внове, но удивляться не в ее правилах: похоже, баронесса ищет приложение собственным силам. Заскучала, поди, в стылой столице…

– Завтра пришлют шляпку, прими. Пошли к белошвейке, пусть не позднее четвертого часа явится. Да, вот еще. Сегодня в присутствии видела я приятного и обходительного офицера. Разузнай, кто он, какова его семья, доходы… Где живет. На балу мне понадобится спутник – возможно, он подойдет.

Поленька все указания честно записывала. Про себя, впрочем, удивлялась, зачем баронессе понадобился никому не ведомый офицерик, когда половина господ военных Санкт-Петербурга по ней сохнет и каждый готов стреляться хоть сейчас.

– Далее, – снова услышала она мачеху. – Ежели появится сегодня господин Белкин, прими сама. Он сказывал, что плату принесет. Денег не бери, скажи, что я еще не закончила хлопотать: он пожелал

за малые деньги получить немалую должность… А это требует времени.

Господин Белкин обивал порог всесильной баронессы Ольги уже скоро год. Полина знала, что о его должности «мачеха» хлопотать и не думала. Оно и понятно: за это время можно было занять или заработать поболе, тогда бы и баронесса поспешила его мечту исполнить.

– …Если пришлют записку от Академии художеств, так расплатись, сколько укажут. Хотя ты же умница, все и так знаешь. Нынче меня больше всего дорога к Харбину интересует. А теперь ступай… До девятого часа я отдыхать буду, а после к Долгорукову поеду – там сегодня дает концерт господин Скрябин.

Полина заинтересованно подняла голову – имя этого композитора было на устах всех меломанов Петербурга. Говорили, что его талант непревзойденный, мастерство удивительное. Более того, отец Серафимий в прошлое воскресенье за обедом заметил, что сие мастерство суть бесовское и вместо восхищения следует изгнать господина Скрябина из города, а лучше и из страны, чтобы чистую русскую душу не поганил непотребными созвучиями. Ибо в музыке уже все изобретено, и незачем придумывать избыточного.

Баронесса тогда, правда, усмехнувшись, заметила, что отца Серафимия не непотребные созвучия тревожат, а вольнодумство господина Скрябина. Ибо полагается он не на промысел Божий и не на Его благодать, а исключительно на собственные силы. Да и всех к тому же призывает.

– Вы правы, матушка Ольга Димитриевна. Третьего дня в газете прочитал беседу с этим, с позволения сказать, господином. Так не поверил своим глазам. Даже выписал, чтобы голословным не быть да не переврать слова этакого волнодумствия. Вот-с, извольте. «Я намерен сказать людям, чтобы они… ничего не ожидали от жизни, кроме того, что сами могут себе создать… Намерен сказать им, что горевать – не о чем, что утраты нет. Чтобы они не боялись отчаяния, которое одно может породить настоящее торжество. Силен и могуч тот, кто испытал отчаяние и победил его». А, каково?

Отец Серафимий победно оглядел сотрапезников, однако за столом баронессы Ольги редко собирались люди, которых можно было назвать покорными и законопослушными, «благопристойного поведения», как сказал бы сам пастырь. Упомянутые сотрапезники, как, впрочем, и хозяйка дома, и впрямь не ожидали ничего от жизни, кроме того, что могли бы сами себе создать. А потому лишь благовоспитанно покивали, наслаждаясь говядиной в сложном соусе, поданной сразу после прозрачнейшего бульона с крошечными пирожками, до которых была мастерица кухарка баронессы.

– Так что же, батюшка, человек высказал мысли свои… Что ж тут неправедного?

– Да как же-с? Как же «что здесь неправедного»?!

– Да-да, что? – подхватила и Поленька, которая, будучи самой младшей, вообще старалась говорить как можно реже.

– Да все здесь, детушки мои неразумные, неправедно! Господь нас ведет к той цели, которая ему известна. Да еще царь наш император, в мудрости своей прозревающий пути Господни, помогает ему всеми силами своими… Вот их и надобно слушать! А все прочее, небожественное, есть грех великий! – отец Серафимий назидательно поднял толстый, как сарделька, указательный палец с перстнем.