Воровские гонки
Шрифт:
Из-под батареи робко напомнил о себе Погуляй:
– Мы этому... эсэсэсэру присягали... А этой... России как бы нет...
– Молодец, мозги хорошие, - похвалил его Жора Прокудин.
Встань, ты мне нравишься. Сразу видно, что ты - сторонник реформ.
– И все-таки это измена, - пробормотал Коробов.
Он уже давно хотел спрыгнуть, но боялся, что сумасшедший террорист
посчитает его прыжок попыткой к бегству. Или попыткой к нападению.
В такой ситуации о хорошем не думают.
Дверь
– Нафол лефыка?
– уже с каким-то португальским акцентом спросил Топор.
– Нет еще!
В руке у парня со страшным сине-бурым лицом Волынский заметил нечто похожее на осколочную гранату и ему вдруг почудилось, что этот второй, уродец, может запросто швырнуть сюда гранату, если они откажутся. К тому же у нового гостя был такой свернутый вбок нос, будто его уже когда-то задело одним таким взрывом, и для него вообще не представляет никакой трудности швырнуть гранату еще разок.
– Сколько ж вас, мужики?
– удивился Волынский и поневоле встал.
– Нас много на каждом километре, - объявил Жора Прокудин.
– Это заметно... Но ты учти, "бэшка" не резиновая. И не "боинг". Больше трех человек на борт не возьму.
Огромный, лысый, с пучком рыжих волос над ушами, Волынский выглядел генералом, хотя на плечах его измятой рубашки лежали грязные капитанские погоны.
– Полечу я один, - властно произнес Жора Прокудин.
– Остальные мои друзья останутся на земле.
– У меня требование, - тоже показал властность голосом Волынский. Как только самолет поднимется, твои дружки отпускают моих подчиненных. Хорошо?
– Чтоб меня потом арестовали при посадке?
– А ты думаешь, в полку не заметят, что мы взлетели?
– Ладно, - зло согласился Жора Прокудин.
– Они отпустят твоих людей, как только ты взлетишь...
– Сам не взлечу. Мне нужен штурман.
– А где я его возьму?.. Слушай, не виляй!
– Штурман - это Вася. Ты его сейчас обнимаешь.
– А-а, - понял Жора.
– Так бы и сказал.
– Зачем вы так, командир?
– чуть не плача, спросил он.
– Он же убьет вас... Он же...
– А так убьет всех, - и уже шепотом: - Он же маньяк!
– Хватит болтать! Иди!
– крикнул Жора Прокудин.
– Иди к двери.
– Без защитных шлемов и шлемофонов мы не взлетим, - мрачно пояснил Волынский.
– Где они?
– Тут. В тумбочке.
– Топор, проверь! Я эти штучки знаю. Там, небось, кроме шлемофонов еще по стволу лежит...
Волынский не стал тратить силы на ответ. Он и без того был мужиком меланхоличным. Только из-за характера он не стал майором, но характер, как известно, не переделать. С каким родился, с таким и помрешь.
– Нету ждеся штволов, - радостно просвистел синими губами Топор. Токо шапки их. Шерные...
– Какие?
–
– Черные, - за Топора ответил прапорщик Погуляй.
– Только мой шлемофон не берите. Он на мне числится...
– Хватить болтать!
– потребовал Жора и приказал Волынскому: - Выбери шлемы себе и штурману! И не вздумай трогать моего парня! Тогда у твоего Васи в голове станет на две дырки больше!
– Почему две?
– удивился Волынский.
– Входное отверстие и выходное, - просветил его Жора.
– Усек?
Волынский не спеша выбрал из комка три черных шлемофона и по очереди всунул их в защитные шлемы. Каждый - в свой. Зачем-то поправил шумозащитные диски, наполненные глицерином.
– Мне эту шапку не надо!
– показал Жора Прокудин, что умеет считать до трех.
– Оглохнешь, - жалеючи его, объяснил Волынский.
– В "бэшке" такой шум, что до болевого порога - всего десять децибел...
– Хватит умничать! Пошли!
Зажав три шлема под руками - два у левого бока, один у правого Волынский первым вышел из комнаты, сощурился от яркого солнечного света и подумал, что зря сболтнул про болевой порог. Одним только запуском движков он бы на время вогнал террориста в шок. А теперь получалось так, что он его еще и берег.
Глава тридцать четвертая
КРОВЬ НЕ ВИДНА ПОД СОЛЯРКОЙ
В кабине Волынский на время забыл о террористе, о пистолете, зло глядящем на него округлым черным глазом, о штурмане Васе Карванене, забравшемся на штатное место в носу амфибии в одних-разъединственных плавочках.
Навстречу неслась серая бетонка взлетно-посадочной полосы, мелькали стоящие справа и слева от нее старые законсервированные "бэшки", черные горошины прожекторов, аэродромные здания. Из будки оперативного дежурного вылетел майор с красной повязкой на левом рукаве. Он на бегу махал руками, будто разгонял мух, но Волынский не заметил и его. Именно в это время он подал штурвал на себя, и хвост самолета с белой бульбой магнитометра чуть приподнялся, будто у перепела в брачном танце.
– Сто семьдесят, - неохотно сообщил снизу скорость Вася
Карванен, и Волынский потянул штурвал на себя.
– Двести десять, - еще более неохотно добавил Вася, и горизонт
как-то странно дернулся.
Испарина обдала потом и без того мокрую голову Жоры Прокудина. Подумав, что летчики задумали какую-то каверзу, он с усилием прокричал: "Не дури!" и сам себя не услышал.
После повторного крика, так и оставившего Жору немым, Волынский показал пальцем сначала на штурвал, торчащий между ног у Прокудина, а потом - на шнур шлемофона. Не отрывая взгляда от лица командира, Жора нащупал штекер, подключил шлемофон и нажал, как продемонстрировал на своем штурвале командир, левую кнопку на пульте.