Ворожей Горин – Посмертный вестник
Шрифт:
— А кому веришь ты?
— Времени.
— Что?
— Времени, говорю, у нас нет, — кивнула Алиса в сторону двора, где толпилась группа людей. — Если поторопишься, новенький упырь не успеет причинить никому зла.
Алиса была права. Как бы мне сейчас ни хотелось свалить отсюда и начать искать сестру, путь, который подразумевал поимку беглой вурдалачки, был все же самым коротким. Поймаем ее — получим шанс выйти на след Веры.
— Да, — прошептал я, чувствуя, как внутри меня копится и уже начинает закипать злость.
Сколько можно использовать меня втемную? Вопрос этот я был готов задать всем участникам данного фарса. И ворожеям, чтоб им пусто было, и вурдалакам, и
Резким движением я открыл пассажирскую дверь и выбрался на свежий воздух вечерней Москвы.
— Сиди тут и слушай этот чертов Зов!
— Ух ты! — карикатурно изобразив страх, вжалась в водительское сиденье Алиса. — В доме мужчина появился?
— Да заткнись ты уже! Достали твои шуточки.
Я с силой закрыл дверь, услышав-таки напоследок ехидный смешок вурдалачки. Вот же поганое племя! На кону жизни людей, а эта только потешается. Хотя да, о чем это я? Мы для таких как она лишь кормовая база. Они спят и видят, как создать общество, где люди бы не рождались сами по себе, где нас выращивали бы, как скот, причем поголовье этого скота контролировалось бы и строго регламентировалось какими-нибудь правилами.
Я на минуту представил себе такой мир. Это же надо учесть природу человека и невозможность его размножения в нечеловеческих условиях — детей даже в текущих реалиях трудно на ноги поднимать. Нужно же не просто вырастить человека, нужно сделать так, чтобы он какое-то время жил и плодился, желательно до окончания своего фертильного возраста. А после человек уже и бесполезен, и, вероятно, невкусен для вурдалаков, поскольку стар. Учитываем и то, что в неволе человек тоже плохо размножается — его мысли не потомство занимает, а борьба за выживание, за свои права и свободы. Оттого и революции происходят в разных странах так часто. Молодые и полные сил люди вместо того, чтобы плодиться да размножаться, за каким-то хреном хватаются за вилы и поднимают на них своих угнетателей — тех, кто им, собственно, и мешал все это время плодиться и размножаться. Следовательно, вампирскому мировому правительству пришлось бы придумать такую форму правления, при которой: пункт первый — никто бы не знал о том, кто на самом деле входит в это самое правительство, иначе можно попасть на вилы; пункт второй — создание фейковых марионеточных правительств. Эти «манагеры» высшего звена, в общем-то, и будут управлять миром. Так как мир большой и наций в нем много, то и правительств должно быть пропорционально их количеству. Следующий шаг, третий — сделать так, чтобы кормовая база не знала о том, что она кормовая база. Пусть себе работают, размножаются и живут, как говорится, «как все». А для регуляции численности популяции можно устраивать разные потрясения — голод, эпидемии, войны, катаклизмы. Так и лишних стариков невкусных и бесполезных можно вычеркнуть из уравнения, и вывести более сильное и плодовитое потомство, улучшив в целом кормовую базу на будущее.
Я вдруг оглянулся на все то, что в голове своей надумал, пока шел к толпе зевак, стоящих возле единственного подъезда, и понял, что мир, о котором я сейчас размышлял, очень крепко напоминает мне тот самый, в котором мы все и живем. С одной лишь разницей — вместо вурдалаков и вампиров на вершине пищевой цепочки некая финансовая элита. Те, кто рулит правительствами и транснациональными корпорациями. Только вместо крови из нас высасывают другие соки — финансовые. Правда, суть от этого не сильно меняется: богатые богатеют, бедные же беднеют, способствуя обогащению первых.
Я подошел к толпе зевак и практически сразу увидел повод, по которому они все здесь собрались. Перед подъездом лежал человек.
— Эй, да он еще живой! — воскликнула какая-то женщина в толпе.
— Ага, я тоже увидел, у него глаза шевелятся, — ответил ей мужчина с малышом на руках.
— Скорую вызвали? — поинтересовалась другая женщина с ребенком постарше.
— Давно уже…
Если упырь уже начал свое превращение, то дело плохо, подумал я, возвращаясь от своих конспирологических мыслей на нашу грешную землю.
— Так, граждане, разойдитесь! — выкрикнул я. — Пострадавшему нужен воздух! Я врач. Пустите-ка…
Я растолкал людей локтями и протиснулся к лежащему перед подъездом телу. На этот раз это был мужчина средних лет, какой-нибудь банковский служащий или финансист, судя по одежде. Белая накрахмаленная рубашка, галстук, брюки, приталенный пиджак. Подле него лежал дорогой дипломат.
Бледный цвет его лица и отсутствие дыхания намекали на то, что мужчина все-таки мертв. Проверил пульс на ледяной руке — разумеется, ничего не нащупал, не прощупывался пульс и на сонной артерии. По всем признакам передо мной был труп, только у трупа этого под закрытыми веками очень живо бегали глазные яблоки. Слева на шее мужчины зияла огромная укушенная рана. Впрочем, на классический укус она походила слабо — из шеи бедолаги словно выгрызли изрядный кусок плоти. Кровь в этом месте уже успела превратиться в густой тромб. Однозначно, процесс перерождения был уже запущен.
Я понятия не имел, сколько у меня времени до его окончательного пробуждения, а потому действовать начал немедленно. Почему-то сейчас я был максимально собран и точно знал, что и как буду делать. Клиента нужно было упокоить, и чем скорее, тем лучше. Иначе все эти люди в скором времени пострадают.
Тратить время на то, чтобы разогнать толпу ментально, я не стал. Сейчас их поведение диктовалось не логикой, а простым стадным чувством. В их обыденной жизни внезапно произошло событие, далеко выходящее за пределы нормы, а это всегда притягивает внимание. Уговаривать разойтись было бесполезно, пытаться отвлечь их на что-то другое — тоже пустая трата времени и энергии. Тут нужно какое-то нестандартное решение, ну не отрезать же голову упырю при всех, в толпе все же были и женщины, и дети. Поэтому я просто достал свой немаленький нож, встал над трупом и демонстративно закатал рукава.
— Граждане, — громко прокомментировал я свои действия, глядя на то, как напряглись мужики в толпе. Я бы тоже напрягся, если б кто рядом со мной такой тесак внушительный достал. — Вы не поверите, но этого человека на самом деле поразил вирус, превращающий людей в зомби. Власти скрывают от нас правду. В городе эпидемия, это уже сто тридцатый случай за день. Вирус передается при малейшем контакте. Советую всем разойтись по домам и ждать эвакуации в Новосибирск.
Пока я нес всю эту ахинею, толпа изрядно поредела. Первым покинул место происшествия мужчина с грудничком на руках, за ним испарились и мамаши с детьми. Остались лишь самые упертые (или все же упоротые?). Я окинул оставшихся, коих набралось всего трое, взглядом. Так, два мужика и женщина, все в нетрезвом состоянии. Вся троица, похоже, была из числа местных бухариков, хабитус алкоголикус читался с их лиц мгновенно.
Ну, в целом за психику этих товарищей можно было не переживать. Думаю, если они и смогут осознать, что я планирую сделать, то на утро, протрезвев, примут всю эту чертовщину за белку. Правда, я не был уверен, что алкогольный делирий может быть одинаковым для всех, но это уже не моя беда. Я предупредил про зомби-апокалипсис, а дальше пусть сами решают.
Первым делом я прикрыл глаза, на секунду вышел из тела и навесил на пространство вокруг неактивного пока еще упыря «вуаль невнимания». Ни к чему случайным свидетелям видеть то, что здесь произойдет в скором времени. Столь поэтическое название простому мероприятию по созданию зоны невнимания я придумал сам. А как мне его еще называть? Шапка-невидимка? А если спрятать нужно не карандаш или, скажем, флешку, а что-то крупное? Плед невидимости или шатер забвения звучат еще глупее. Так что довольствуйтесь этим. Кстати, эта ворожба давалась мне довольно легко, правда, я никогда еще не занимался созданием столь большой вуали. Но сейчас я чувствовал, что способен на многое. Видимо, сила, струящаяся во мне, почувствовала угрозу для своего носителя и всячески способствовала тому, чтобы тот выжил. Что ж, я не против. Хоть кто-то на моей стороне.