Восемь бусин на тонкой ниточке
Шрифт:
Иннокентий собрался с духом, подцепил на лопату грязь и с молодецким уханьем опрокинул ее за ограду. Нюта вовремя отскочила в сторону, потому что грязь хлопнулась на траву и разлетелась вонючими брызгами.
– Кеша, зачем ты здесь пачкаешь? – удивилась она.
– А куда еще, по-твоему, я должен кидать это зловонное месиво? – тонко выкрикнул Анциферов. – Не задавай идиотских вопросов! Лучше иди и отвлеки эту паршивую свинью.
Он набрал вторую лопату. И допустил стратегическую ошибку, повернувшись к свинье спиной.
Дульсинея,
Удар был нанесен с такой силой, что Иннокентий выпустил из рук лопату и шмякнулся на колени. Грязь под ним издала довольный чавкающий звук. Пытаясь сохранить равновесие, Анциферов погрузил в бурую жижу правую руку, опираясь на ладонь, а затем начал подниматься, ругаясь на чем свет стоит.
Маша так и не поняла, подвернулось ли у Иннокентия запястье или же он просто поскользнулся. Но только Анциферов взмахнул свободной рукой, взвизгнул и брякнулся на бок, словно ребенок, которого первый раз вывели на лед.
Падение было ошеломительным и эффектным. Фонтанчик брызг всплеснулся вверх и осел на рубашке, лице и волосах Анциферова.
А коварное животное отбежало в сторону и, развесив розовые уши, наблюдало, как враг копошится в грязи.
– Милый, – сочувственно воскликнула Нюта. – Ты упал!
Но сейчас ее способность констатировать очевидные факты оказалась некстати.
– Нюта, – прохрипел Иннокентий, цепляясь перепачканной ладонью за ограду, – уйди от греха подальше.
Ему удалось, наконец, встать. Анциферов поднял лопату и распрямился.
Глядя на него, свинья удовлетворенно хрюкнула. Маша тоже хрюкнула и сползла с подоконника, корчась в муках беззвучного смеха.
Преподаватель философии (и сам немножко философ) выглядел так, как будто это он был постоянным обитателем загончика. У Маши даже мелькнула мысль, что именно этого хавронья и добивалась: стереть разницу между человеком и свиньей. Приходилось признать, что ей это почти удалось.
– Что здесь такое творится? – раздался громкий голос, и во дворе появилась Марфа.
Увидев племянника, она замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, высоко вскинув брови.
– Бог ты мой… – ошеломленно произнесла Олейникова. – Кеша, кто тебя так?
Свинья скромно потупилась.
– Упал немножко, – сквозь зубы процедил Иннокентий. – Бывает. Ничего, сейчас я всю грязь перекидаю наружу, и здесь хотя бы можно будет ходить без риска для жизни.
– Перекидаешь? – переспросила Марфа. – Ох ты, горе мое, горе. Дай сюда лопату!
У Иннокентия забрали лопату и вывели из загончика. Марфа широко приоткрыла дверь сарая.
– Дуся! – позвала она. – А ну выходи!
И, слегка постукивая плашмя лопатой по крупу свиньи, загнала
– Не любит в сарае сидеть, – пояснила Марфа, наклоняясь и шаря руками в траве. – А лопаты побаивается, поэтому идет. А, вот он!
Она подняла найденный предмет, оказавшийся синим садовым шлангом, и повернула кран. Из шланга хлынула мощная струя воды. Олейникова направила ее в загон, и тут стало ясно, что он расположен под наклоном: вода вперемешку с грязью, бурля, стекала к дальней стороне, выливаясь в незаметные желобки по краю загончика.
Через десять минут чистка загона была закончена. Марфа ловко свернула шланг и повесила на гвоздь, вбитый в стену сарая.
– Механизация, – гордо сказала она молчащим Нюте и Иннокентию. – Там у меня труба, по ней вся гадость стекает и в землю уходит. А ты, значит, лопаткой ее… И наружу кидал… Хе-хе!
Иннокентий открыл рот и тут же закрыл. С бороденки его упала грязная капля.
– Интеллигент, – подвела Марфа итог деятельности Анциферова. – Ладно, давай Дусю мою обратно загонять. Пора проверить, как там все остальные.
Вскоре выяснилось, что дела у всех остальных обстоят не намного лучше. Гена Коровкин, брошенный на борьбу с сорняками, справился с ними отлично. Но сам пострадал: снял футболку, решив, что солнце еще раннее, и в отместку за пренебрежение светило хлопнуло его по спине жаркой ладонью, оставив яркий красный след.
Теперь нахохлившийся Геннадий сидел в тени, а Лена обмазывала его спину сметаной. При каждом ее прикосновении Коровкин морщился, корчился, как грешник в аду, и просил «полегче там».
Борису повезло чуть больше: отправленный на колку дров, он отделался небольшой ссадиной на лбу – там, куда попала отскочившая щепка.
Матвей Олейников все еще возился с чисткой колодца. Когда Марфа с Машей заглянули туда и поинтересовались, как дела, до них донеслось грубое ворчание, словно внизу сидел медведь.
– Ругается, – уважительным шепотом сказала Марфа. – Значит, дело движется.
Маша не могла согласиться с этим выводом, но и спорить не стала.
– А где Ева? – спросила она.
– Отдыхает, – с самым безмятежным видом ответила старуха.
– От чего?
– Просто так отдыхает. Она такая женщина – может и без работы отдохнуть.
Маша покосилась на тетушку.
– Вечером у нее будет дело, – добавила Марфа. – Ответственное.
Но больше ничего не сказала.
Из колодца выбрался Матвей, тряся лохматой головой, как огромный косматый пес.
– Все, – выдохнул он. – Теперь – купаться!
На реку шли по дороге, заросшей травой: сначала через поле мимо деревушки, затем через лес, а остаток пути брели по лугу, где качались ромашки на тонких шейках. В небесной синеве лениво купались толстые облака, и ветерок словно бы не гнал их, а лишь переворачивал с боку на бок.