Восемь дорог Желтого источника
Шрифт:
— Что вы думаете по этому поводу, Рэн-лан? — Бархатистые глаза цвета темной сливы смотрели на него прямо и очень внимательно.
Северянин отвел ненадолго взгляд. Думать об этом ему не было необходимости. Он знал наверняка.
— Это вполне вероятно, — ответил он, ставя на доску еще один камень.
— Вы осторожны в игре и избирательно осторожны в словах, — заметил господин Гэн спустя некоторое время, — умны, хотя предпочитаете это скрывать.
— Гэн-гэ, чему я обязан столь щедрой похвале? — Рэн понизил голос, в свою очередь вглядываясь в лицо сидящего напротив.
Нежно-розовые губы тронула быстрая одобрительная улыбка — лишь уголки рта дрогнули, а после маленькая ручка плавным жестом указала ему на группу из черных камней на доске.
— Смотри, Рэн-лан, это «крепость», противник никогда не заполучит ее. Почему так?
— У «крепости» два глаза, две маленькие пустоты внутри, — озвучил очевидное северянин. — Чтобы занять ее, противник должен сделать два хода подряд, а этого ему не позволят.
— Верно, — кивнул господин Гэн. — Группы с одним глазом — легкая добыча, с двумя же — становятся бессмертными.
— И ты хочешь, чтобы я…
— Стал вторым глазом для меня, когда придет такая необходимость, — кивнул сидящий напротив, ставя на доску новый камень.
— Думаешь, в этом возникнет необходимость?
— Думаю, стоит предусмотреть все возможные варианты.
Еще один камень лег на доску, и северянин отметил, что следующим ходом неминуемо лишится части своих территорий, зато потом… потом возможны варианты.
— Дай мне время на размышления, — призадумался Рэн, перебирая в пальцах маленьких каменный кругляш.
Его соперника (или союзника?) такой ответ устроил, и время было ему даровано. Не слишком много, они оба это прекрасно понимали.
Разговор был окончен, в отличии от игры, и слух их снова обратился к беседе остальных.
— И где же эти врата? — восклицала госпожа Гуй. В обличии красотки Дин она явно стала смелее. — Я больше не хочу здесь оставаться…
— Понимаю, Гуй-цзе, — вздохнул господин в сером с по-девичьи нежным взором. — В любое мгновение нас могут снова бросить на растерзание ужасным тварям, а мы подобны слепцам, едущим на слепой лошади.
— Но кто сказал, что там, куда мы уйдем, будет лучше? — северянин даже вздрогнул, услышав со стороны свой собственный голос.
— И все равно я бы с радостью покинул нашу нефритовую клеть хоть сейчас, — смельчак Бин не хвастал, говорил как есть.
— Вот только уходя, себя здесь не оставишь… — в голосе госпожи Гуй слышна была горечь.
Северянин спешно завершил игру, сдав оставшиеся группы камней во власть противника. Гэн лишь вопросительно приподнял бровь и глаза слегка прищурил, но больше ничем своего недовольства не выказал.
Сам Рэн, поднявшись из-за стола, отправился заваривать чай.
— Барышня Гуй, — позвал он, когда напиток был готов, — не поможете ли разлить чай по пиалам? — руки что-то дрожат, боюсь промахнуться с непривычки.
Та нахмурила брови, но все же подошла и опустилась рядом, не поднимая на него глаз.
— Хватит есть себя поедом, Колючка, — произнес он тихо. — Ты не солдат, а простая испуганная девчонка.
Маленький серебряный ковш в женской руке дрогнул, встрепенулись черные ресницы…
Она так и не взглянула на него, только поклонилась быстро, пугливо, словно птица, склюнувшая зерно с руки — и пошла разносить пиалы с чаем всем по старшинству — сначала господину Ву, потом госпоже Дзи…
А он какое-то время смотрел на нее и думал, поняла ли она, что он говорил не только о сегодняшнем сне.
Свет факелов снаружи стал не столь ярок — значит, уже наступил глубокий вечер. Они давно разошлись по своим покоям.
Господин Рэн отослал прислужников и встал посреди зала, сложив ладони вместе на животе и прикрыв глаза, успокоил дыхание, а потом очень медленно, неспешно начал двигаться, будто под неслышимую уху небесную музыку. Новое тело ощущалось непривычно, но почти не уступало в плавности течения ци его собственному. Мужчина внутренне улыбнулся: у них с Синь-ланом оказалось несколько больше общего, чем он думает.
Мысль мелькнула — и тут же покинула его голову, как и многие другие, не дававшие покоя днем. Сейчас не время для них. Он продолжил свою медитацию и через некоторое время перестал ощущать, где заканчивается его тело и начинается весь остальной мир. Они двигались вместе, подчиняясь общему ритму, напеву, пропуская каждую ноту этой странной музыки через себя. В какой-то момент сознание его растворилось в свете факелов и бескрайней черноте над ними. Его больше не было — и он был везде.
Две женские фигурки — барышни Гуй и Дин. Им обеим боязно оставаться в одиночестве, поэтому они решили заночевать в одной комнате, в покоях последней. Они убегают, прячутся от своих страхов за ничего не значащей болтовней и женскими занятиями: красавица Дин учит свою младшую подругу пользоваться красками для лица и подбирать украшения. Девушки смеются, улыбаются друг другу, но в сердцах их прячется испуг, который роднит обеих: обе боятся не столько демонов и духов, сколько себя…
Вот господин Синь, невольно занявший его собственное тело. Сейчас он изучает старинный свиток, найденный в одной из комнат его части дворца. Глаза его пробегают ровные столбцы иероглифов, но мысли мужчины витают далеко, и взгляд его то и дело возвращается к уже прочитанному. В этом человеке нет, страха лишь печаль, сочувствие и некоторая досада… Он хмурится, поводит немного ноющим плечом, пытается размять его пальцами — и некоторое время в недоумении ощупывает давние грубые шрамы на широкой спине.
А вот мужчина в серых одеждах, сидящий в женских покоях. Он настороженно смотрит в зеркало, вглядываясь в совсем-не-свое лицо. Что же видит в нем госпожа И? И что хочет увидеть? От нее веет смущением, тревогой и чем-то темным и горьким, что объединяет ее чувства с чувствами госпожи Гуй.
— Вам нужна наша помощь, добрый господин? — подлетают жоу-чжи к барышне в зеленом.
— Нет, — отсылает их господин Гэн повелительным жестом.
— Нет, — повторяет тише, оставшись в одиночестве, — я сам.