Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
— Отличная идея, — одобрил Инь Шэчи. — Я примерно представляю, чего ждать от всех нас, и как использовать наши силы в сражении наилучшим образом, но совместная тренировка нам всем не помешает. Соберемся чуть позже, на окраине лагеря.
— Вот и хорошо, — добродушно промолвил Хань Гочжун. — А сейчас, давайте разделим пищу, и проведем время за дружеской беседой. А Куй, Чжэньвэй! — позвал он, и внутрь заглянули стоявшие у входа часовые. — Обед на одиннадцать человек в мой шатер! — солдаты низко поклонились, и поспешили наружу.
Примечания
[1] «Местность неустойчивости» — местность, чьи особенности препятствуют перемещениям войск, или же создают некие естественные укрепления. «Оспариваемая
Глава 53
Сходятся в смертельной схватке змеи и тигры, львы и драконы
Стоило утреннему солнцу выглянуть из-за туч, как предгорья хребта Хэншань, что прилегали к перевалу Яньмыньгуань, засверкали слепящими бликами металла. Тускло блестели грубые шлемы простых солдат, и наконечники их копий. Бросали на траву тусклые отсветы железные плоскости ростовых щитов, покрытых фигурной чеканкой, щитов столь тяжелых, что их удерживали стоймя не руки воинов, но специальные подпорки. Сияли начищенные пластины брони панцирной пехоты, скрепленные вместе шелковыми шнурами. Поблескивали позолотой, серебром, и полированной сталью рукояти мечей командиров, сбруя их боевых коней, и дорогая броня типа «шаньвэнь», называемая так из-за составляющих ее пластин в форме иероглифа «гора». Одни лишь группы и группки вольных странников выделялись тканью халатов и рубах среди этого моря стали, раскинувшегося по холмам предгорий Хэншаня. Редкие пучки зелёной травы, пробивающиеся сквозь каменистую почву примыкающей к Яньмыньгуаню земли, словно расцвели мириадами стальных соцветий. Вскоре, этим цветам, блестящим металлической чистотой, предстояло окраситься тревожным багрянцем крови.
Инь Шэчи, в компании жены и далисцев стоящий впереди строя, рядом с гвардией генерала Ханя, вконец извелся за вчерашний вечер и недолгие часы сегодняшнего утра. Предчувствие скорой битвы словно наполняло его жилы нетерпеливым, жгучим огнем, побуждающим делать что угодно, лишь бы не сидеть на месте. Он успел разыскать оставленных Цяо Фэном связных — немолодого нищего Люй Лянвэя, и его приятелей, трех юношей, носящих фамилии Го, Се, и Лю. Те поведали ему нерадостные новости — слова Мужун Фу о вырезанных подчистую нищих Ляо полностью подтвердились. Из лазутчиков, засланных Цяо Фэном в царство киданей, ни один не вышел на связь.
Также, Шэчи успел потренироваться вместе со своим отрядом, а затем, устроить дружеские поединки с каждым из них. Умения Трех Высших Министров Да Ли оставили у него самое приятное впечатление, навыки царских телохранителей подтвердили их соответствие занимаемому высокому посту, а боевое искусство Дуань Юя вызвало у юноши множество нелицеприятных мыслей — шурин Шэчи использовал разрушительный и таинственный стиль Божественного Меча Шести Меридианов, самое лучшее, в пятую часть его истинной силы. Оные сердитые мысли, к счастью, не были облечены в злые слова — ругательства и усиленные тренировки сейчас не имели смысла. За оставшиеся до боя несколько часов светлого времени, сколько-нибудь отточить владение семейной пальцевой техникой Дуаней не представлялось возможным. Инь Шэчи лишь указал юному далисцу на несколько очевидных ошибок в тактике — например, строго-настрого наказал не стоять на месте в отсутствие прикрытия товарищей, уходя от ближнего боя техникой шагов.
Из интереса, он даже понаблюдал за тем, как Ба Тяньши постигает премудрости обращения с новым для него оружием — огненным копьём. Далиский министр плохо представлял себе возможности огненного зелья, и оружия, что использовало его, но искупал недостаток знаний упорством и увлеченностью.
Но теперь, все приготовления были завершены, все необходимые вещи — сделаны, и неутоленная жажда действия за малым не заставляла Инь Шэчи приплясывать от нетерпения. Он сдерживался
— Не хотите ли сказать солдатам напутственное слово, господин генерал? — не удержался Шэчи от вопроса. — Жертвы знамени[1] уже принесены, но, видит небо, нашим соратникам не помешали бы несколько слов ободрения.
— Почему бы и нет, — пожал бронированными плечами Хань Гочжун, и, развернув коня мордой к войску, звучно обратился к солдатам:
— Братья! Вон там, — окованная сталью рука генерала указала за спины сунских воинов, — наша родная земля. Вот оттуда, — он махнул в сторону горного перевала, — идёт враг. Все, что нам нужно — не пропустить врага мимо нас. Продержитесь сегодняшний день, и победа будет за нами!
— Победа! Победа! Победа! — громко прокричали конники и пехотинцы, но в их дружном голосе не было слышно большого воодушевления. Шэчи, выслушав эти немудреные слова, недовольно сжал губы, и, подзуживаемый все той же предбоевой лихорадкой, плавным прыжком взлетел на самый наконечник огненного копья, что держал Ба Тяньши. Тот, верно поняв замысел юноши, приподнял оружие повыше.
— Все слышали генерала?! — вскричал Инь Шэчи, без труда удерживаясь на кончике оружия. — Он сказал всё как нельзя лучше! Позади — великая Сун! Позади — наши родные и близкие, друзья и семьи, дети и родители! Впереди же, нас ждёт коварный и многочисленный враг. Знаете, почему кидани явились к нам в гости столь большим числом? — спросил он почти спокойно, и тут же прокричал в ответ, громко и насмешливо:
— Да потому, что они боятся нас! Трусливые варвары страшатся всей мощи пламенной стихии на кончиках наших огненных копий и стрел! Глупых дикарей пугает мудрость наших командиров, способных без труда разгадывать их убогие замыслы! Ляоские ничтожества трясутся от страха, не осмеливаясь напасть равными силами на могучих воинов Сун! И сегодня!.. — он повысил голос ещё сильнее.
— … Сегодня, мы нагоним на них много больший страх! Сегодня, мы кровавыми знаками вырежем наши имена на сердце народа северных степей! Сегодня, корни хэншаньских гор покраснеют от пролитой на них крови киданей! — он оглядел солдат, взбудораженных его словами, и заорал на пределе сил глотки, вгоняя соратников в ещё большее исступление:
— Сегодня, мы будем вкушать от плоти сынов Ляо, и упиваться их кровью! Ваньсуй!
— Ваньсуй! — дружный вопль солдат, казалось, сотряс небо и землю. Инь Шэчи, опустошенный своими и чужими чувствами, выплеснутыми в этой краткой речи, удовлетворённо выдохнул, и соскользнул на землю с копейного наконечника.
— Не иначе, ты задумал отобрать всю славу у этого старого солдата, Шэчи, — с добродушным прищуром промолвил Хань Гочжун.
— Что вы, господин генерал, я всего лишь подхватил вашу мысль, — проказливо ухмыльнулся юноша. — Уверен, историки опишут эту речь, как мудрое и вдохновляющее напутствие доблестного генерала Ханя, дополненное неким невразумительным бормотанием его неизвестного соратника, — полководец, тихо рассмеявшись, махнул рукой.
— Осталось только одно — дождаться врага, — негромко проговорила Му Ваньцин, поправляя вуаль. — Вот смеху-то будет, если чуский злодей решит задержаться на денёк. Чью плоть ты будешь есть тогда, и чью кровь пить, мой героический муж?
Шэчи, весело рассмеявшись, хотел было ответить жене шуткой, ласковым словом, или же и тем, и другим, но его неначатая речь была прервана в зародыше. Кидани явились, не задержавшись надолго. Словно сама земля Срединной Равнины застонала под сапогами врага, и копытами его коней, что рокотали, словно близящийся гром, или отзвук землетрясения. Облако пыли показалось из глубины Яньмыньгуаня, предваряя появление войска Ляо.