Восемь Драконов и Серебряная Змея
Шрифт:
— Наставник Сюаньбэй заслужил мое искреннее уважение, как мастер боевых искусств и знаток учения Будды. Его приезд в Да Ли — честь и радость для меня. Когда он почтит мою столицу личным присутствием?
Этот вежливый вопрос вызвал в молодых монахах настоящую бурю — Хуэйчжэнь заплакал, прикрыв лицо руками, а Сюйчжу и вовсе зарыдал в голос, без сил опускаясь на пол.
— Всего три дня назад, — выдавил он сквозь слезы, — мы вошли в пределы Да Ли, и остановились передохнуть в монастыре Шэньцзе, намереваясь после отдыха двинуться в столицу. Но вчерашним утром, я вошёл в келью наставника, и… и… — он вновь зашелся в рыданиях.
— И нашел его лежащим без движения на постели, — наконец, продолжил юный монах, отдышавшись. — Он… он был мертв. Убит.
— Убит? — искренне удивился Дуань Чжэнчунь. — Как? Кем?
— Я… я не знаю, — испуганно ответил Сюйчжу. — На его груди был огромный синяк, а сама она как бы… вмялась внутрь.
— Оставил ли убийца какие-нибудь следы? — строго вопросил правитель Да Ли. Юный монах окончательно потерял дар речи, и лишь судорожно замотал головой в жесте отрицания.
— Келья наставника Сюаньбэя была такой же чистой, как и вчера, — вмешался его товарищ. — Убийца пришел и ушел незамеченным.
— На свете есть много могущественных боевых умений, способных убить одним ударом, и оставляющих подобные следы, — неожиданно заговорил Хуанмэй. — Но лишь одно из них способно преодолеть защиту такого искушённого практика боевых искусств и техник развития, каким был Сюаньбэй. Имя ему — шаолиньский Кулак Веды.
— Наш наставник практиковал это боевое искусство, — встрепенулся Хуэйчжэнь, утирая слезы. — Кулак Веды — один из семидесяти двух тайных стилей Шаолиня. Обучать ему кого-то, кроме внутренних учеников — строго запрещено.
— Верно, — печально кивнул Хуанмэй. — Однако же, не секрет, что многие из этих тайных искусств тем или иным способом попали в чужие руки.
— Значит, некий практик Кулака Веды, искусный в скрытности и техниках шагов, незамеченным проник в монастырь Шэньцзе, и убил одного из высокопоставленных шаолиньских монахов, также практиковавшего это искусство, — задумчиво проговорил Принц Юга. — Мне неизвестны сильные воины, считающие своими врагами как Шаолинь, так и лично Сюаньбэя.
— Я тоже ничего не могу сказать о врагах Шаолиня, — сумрачно ответил Хуанмэй. — Но есть у меня одна история, которой я хочу поделиться с вами, — присутствующие заинтересованно перевели на него взгляды, и даже всхлипывания юных монахов слегка поутихли.
— Тринадцать лет назад, когда я ещё не принял постриг, мне случилось сопровождать домой вышедшего в отставку чиновника, — начал настоятель храма Няньхуа. — Он и его жена были моими друзьями, и попросили меня охранять их на пути, известном своими опасностями. Эти опасности не обошли нас стороной — четверо разбойников заступили нам дорогу, и я вынужденно применил свое боевое искусство, пальцевые техники Ваджры, чтобы сразить их. В этот самый миг, мимо проходили двое — мать и сын. Женщине было около тридцати, мальчику — одиннадцать или двенадцать. К моему великому удивлению, мальчишка вмиг узнал мой стиль, и даже понял, насколько я освоил его — в то время, где-то на треть. Кроме того, невоспитанный юнец принялся оскорблять мое боевое искусство, — в голосе Хуанмэя не прозвучало злости — лишь, как ни странно, грусть.
— И что же вы сделали, наставник? — спросил Дуань Чжэнчунь. — Верно, усовестили мелкого негодника?
— Пусть я и был тогда горяч и незрел, я не стал бы пререкаться с ребенком, — печально усмехнулся монах. — Но обида побудила меня потребовать
— Как же вы выжили, наставник? — озадаченно спросил Инь Шэчи. — Если я все понял правильно, атака того мальчишки должна была остановить ваше сердце.
— Верно, — кивнул настоятель храма Няньхуа. — К счастью, я родился с маленьким отличием от большинства людей. Мое сердце — с правой стороны, а не с левой. Но даже так, удар мальчика вышиб из меня дух. Лёжа на земле, и пытаясь собраться с силами, я не мог сдержать удивления: ребенок не старше двенадцати победил меня с помощью моего же боевого искусства — пальцевых техник Ваджры, причем, он владел им на уровне много выше моего, — монах на мгновение замолчал, переводя дух.
— Что удивило меня ещё больше, так это ответ женщины на действия ее сына, — он грустно улыбнулся, возобновив свою речь. — Она принялась ругать его, но не за нападение на незнакомца, а за то, что его удар не был смертельным! Женщина называла сына неумехой, и позором семьи Мужун. Она приказала ему как следует взяться за тренировки по возвращению домой, чтобы прекратить оскорблять память отца своей неспособностью. Даже раненый и едва живой, я видел, как задели мальчика слова матери; он порывался прикончить меня, чтобы исправить дело, но мать лишь начала сильнее ругать его, и потащила прочь, — он замолчал, погруженный в воспоминания.
— Семейство Мужун, — Дуань Чжэнмин мгновенно уловил важное в истории монаха. — Они обитают в Гусу, что в округе Сучжоу, и известны на реках и озёрах своими воинскими умениями. Их наследнику, Мужун Фу, как раз около двадцати лет. Не знал я, что он был настолько жесток в детстве.
— Его отец, Мужун Бо, был известен тем, что знал великое множество стилей, — вновь заговорил Хуанмэй. — Когда он хотел убить кого-либо, то делал это с помощью того боевого искусства, что сделало его противника знаменитым.
— Верно, — увлеченно вмешался Дуань Чжэнмин. — Теперь, я припоминаю некоторые из его дел. Четверо братьев Ло из Хэбэя, известные своим мастерством в метании стальных дротиков, были убиты их же оружием. Даос Чжан Сюй из Шаньдуна, неизменно отрубавший своим жертвам конечности, принял смерть тем же образом — прилюдно, и на глазах у многих, — от руки Мужун Бо.
— Пока что, у нас нет ничего против Мужунов, кроме подозрений, — встрял Инь Шэчи. Он настолько увлекся загадкой таинственной смерти монаха, что без сомнений перебил старшего по возрасту, и много более старшего по общественному положению человека. Тот, впрочем, не обратил внимания, с любопытством слушая юношу. — Как говорил уважаемый наставник, искусства Шаолиня попали во многие руки. Применение именно Кулака Веды может быть совпадением. К тому же, зачем Мужун Фу убивать одного из высокопоставленных буддийских монахов? Шаолинь редко вмешивается в дела, происходящие на реках и озёрах, и вряд ли мог перейти дорогу Мужунам. Разве что… — он озадаченно умолк.